не смогу. Бросила взгляд на ладони, увидела, как их трясет и поторопилась спрятать кисти в карманы, чтобы Вадим не заметил моего мандража.

– Может, к тебе? – очередное предложение.

– Только не в ту квартиру, – вновь ощутила, как меня передернуло. Внезапно накатила полная уверенность, что в совместной с Артуром квартире я не хочу даже ночевать. Вспомнила, что ключи от дома родителей у меня в сумке и приободрилась. – Разворачивайся, – попросила я и назвала адрес пустующей родительской квартиры.

Вадим кивнул и послушно свернул на ближайшем перекрестке. Уже через полчаса мы тормозили у новостройки с большим двором и вполне сносной парковкой. Гараж также имелся неподалеку, но родители предпочитали использовать его как хранилище консервации.

Вадим помог мне выйти из машины, но когда я направилась к подъезду, с места не сдвинулся. Обернулась и поняла, что мужчина просто не уверен, что я хочу видеть его компанию рядом.

– Зайдешь?

Поняла, что была права, когда Некрасов удивленно вскинул лицо, посмотрел с сомнением, а после кивнул и запер свою машину. Затем поравнялся со мной, взял под локоток и прошел вместе со мной к подъезду, а следом на четвертый этаж.

Квартира имела вполне жилой вид, так как большую часть мебели родители оставили, а совсем недавно они приезжали в город, где мы отмечали папин день рождения. Мы с Кари и Славкой хотели предложить отметить в ресторане, но мой отец – консервативный и немного прижимистый человек старой закалки, который всю жизнь положил на то, чтобы поднять семью и дать дочерям достойное будущее. Потому по привычке не любил лишних трат. Даже тогда, когда траты не стали нас сильно тяготить. Мама просто не любила многолюдные места. Рабочая травма, так сказать, и лучший отдых для нее это тот, где как можно тише и меньше незнакомых… и даже знакомых людей.

Потому «гуляли» мы в квартире. Мама наготовила традиционных праздничных блюд, от которых у нас с Кари набегали слезы ностальгии и голодные слюни, а папа, который никогда не любил выпивать, в честь праздника открыл самодельную настойку или домашнее вино, так как всегда считал, что если уж травиться, то хотя бы тем, в чем уверен и сделал своими руками из натуральных продуктов.

Некоторые следы праздника вполне скромная двушка в себе все еще носила, но я была не в настроении думать о том, убрано у меня для гостей, или нет. Потому расстегнула плащ, ощутила, как Вадим аккуратно стягивает его с моих плеч, а после подает руку, чтобы я смогла разуться.

В первое мгновение это удивило и даже смутило… а после я решила, что не хочу… просто не хочу думать еще и над этим. Хотя бы потому, что первой мыслью было предательское: бывший за мной никогда так не ухаживал. Сравнивать этих двух мужчин я не хотела категорически. Хотя бы из уважения к Некрасову.

Тапочек, к сожалению, не оказалось, потому я шлепала по холодному линолеуму босыми ногами и тут же прошла на кухню, дотронувшись до труб отопления. Разумеется, отопления в этом месяце даже не предусматривается. А отсутствие хозяев на протяжении нескольких недель сказывалось неблагоприятно на общей температуре во всем помещении квартиры.

Ощутила, как меня зазнобило, и поступила по старинке, как учила мама: включила конфорки, открыла духовку и ее тоже зажгла, оставив дверцу открытой. Затем наполнила чайник и бахнула его на одну из горящих конфорок.

Тут на довольно просторную кухню, преимущественно из-за которой выбор и пал на эту квартиру при покупке, вошел Вадим и прислонился плечом к косяку, посматривая на меня с неуверенностью.

– Хочешь, в тир съездим? – задал он вопрос, который неожиданно заставил меня замереть и ощутить, как горло сжало спазмом. Взгляд затуманился, а после по щекам ручьем побежали слезы. С дрожащих губ сорвался первый всхлип, который я прикрыла ладонью, ненавидя себя за эту слабость. Очень давно я не позволяла себе плакать, кроме как в одиночестве, под горячим душем или ночью, в подушку…

А вот теперь всего один невинный вопрос заставил меня поступиться собственными принципами, и я позорно реву на своей кухне, в обществе мужчины, которого я сама не могу интерпретировать и отнести хоть к какому-то статусу. Любовник, друг, партнер, защитник или просто больной на голову мазохист, раз до сих пор общается с такой проблемой, как я?

Меня развернули за плечи, невзирая на мой молчаливый протест и судорожную тряску головой, а после эту же буйную, рыдающую и мокрую головушку крепко прижали к большой и теплой груди, не давая отстраниться.

Не знаю, как долго мы так простояли, но подмочить собственную репутацию отбитой стервы и чью-то новую рубашку я успела знатно. Я рыдала, чувствовала, как меня молча гладят по волосам и плечам, и ревела сильнее. С каждым ласковым прикосновением истерика только набирала обороты. На моменте, когда я стала тихо подвывать, судорожно цепляясь за ткань мужской рубашки пальцами, Некрасов поднял меня на руки, прошелся до папиного любимого кресла, а затем опустился в него со мной на руках. Усадил к себе на колени, позволив практически распластаться на его груди, и продолжал гладить, слегка укачивая, как маленькую, пока вой не прекратился, а я не упокоилась до той степени, когда слез уже не было, и я позорно не заикала, шмыгая сопливым, раскрасневшимся носом, стараясь не думать, отстираю ли я разводы от туши и слез с дорогой белоснежной… прежде белоснежной ткани рубашки, или лучше не геройствовать и сразу же обратиться в химчистку.

Пока в мысленных дебатах побеждала химчистка, на плите закипел чайник, который я в то мгновение просто возненавидела. Хотя бы потому, что Некрасов аккуратно приподнялся, ссадил меня с коленей на свое место и отошел к плите, чтобы снять свистящую жестянку с огня.

Посмотрев на безобразное мокрое пятно прямо на груди мужчины, я вновь икнула, покраснела и выдала:

– С-сними рубашку, – запнувшись на очередной «ик», попросила я и свесила ноги с кресла. – Я ее замочу, а тебе сейчас найду что-нибудь. У родителей тут остались некоторые вещи.

– Ринат, – позвал он меня, когда я пыталась сбежать с кухни под благовидным предлогом. Я замерла, боясь поворачиваться в ожидании, когда он скажет, что сейчас уедет. – Носки себе какие-нибудь тоже найди. Полы здесь просто ледяные, – заявил он, пока я не знала, то ли вновь реветь, то ли смеяться. То, как затрясся подбородок, тонко намекало в пользу очередного слезопотока. Потому кивнула и быстро вышла в коридор, а после и в комнату родителей.

Вернулась на кухню минут через десять, переодевшись в одну из