— Чего ты мне тут лабуду гонишь! — не выдержала наконец Ксюша. — Плачу не знаю кому! «Крышу» держит не знаю кто! Но все его боятся! Так, что ли?

— А ты знаешь, приблизительно так и есть, — уставилась на нее Нинка немигающим взглядом.

— Тогда нужно вычислить того, кто не платит. Вот он-то и является самым главным, — повысила голос Ксения, не выдержав такого поворота.

— Так все платят! Понимаешь ты или нет?! — почти заорала соседка, тыча окурком в подоконник, уже изрядно запачканный свежими окурками. — Все, кто мало-мальски занимается бизнесом в этом сраном городе, платят!

— Тогда я вообще ничего не понимаю. А кто эти ребята?

— Звери они. И зверее я в своей жизни не видела! — закончила Нинка. — И если твой Макс так сильно боится, значит, он что-то определенно знает или о чем-то может догадываться.

Слова Нинки не были лишены здравого смысла, если вообще во всей этой истории можно было найти хоть какой-нибудь смысл. Страх Макса действительно был почти осязаем. И эта его полуфраза о том, что за Лийкину жизнь он теперь и копейки не даст. Стоп! А почему тогда с ней все будет в порядке?..

Ксюша заволновалась. Смутное прозрение начало свербить где-то в районе затылка, пытаясь протолкнуться наружу, но вязло на середине пути. Оно медленно разрасталось и беспокоило, беспокоило своей значимостью и неопределенностью. Ксюша на все лады пыталась перетасовать имеющиеся факты, раскладывая их и так и эдак, но некоторых звеньев, причем самых главных, не хватало. Недоставало какой-то отправной точки. И тут Нинка, в очередной раз удивив ее своей способностью угадывать мысли на расстоянии, брякнула:

— Нужно найти первопричину всего. — И почти тут же без переходов: — Как ты думаешь, зачем нужно было разорять тебя?

— Ну-у… — не сразу смогла сосредоточиться на вопросе Ксения. — Меня никто не разорял. Я лечилась. Долги…

— Какие?

— Не знаю. Объявились какие-то кредиторы, рвавшие на части мое ателье и магазины. Начала накапливаться задолженность по заработной плате обслуживающему персоналу. Помню, подписывала бумаги. Помню, что все там было законно. Точно все сейчас уже не смогу сказать. Но тогда, почти два года назад, меня мало что удивляло.

— И кто же тебе эти самые бумаги на подпись поставлял? — змеей прошипела Нинка.

— Лийка, — обреченно бухнула Ксюша, вновь почувствовав, что зашла в тупик.

— Да? — По всему было видно, что Нинка разочарована. — Это что же получается? Она скупает все акции. Подписывает все бумаги. Но на деле оказывается, что она — подставное лицо. А истинным хозяином является этот твой здоровенный детина. Но он не главный в этом деле! Поверь мне! Может, им кто-то умело управляет?! Может, шантажирует или еще что-то? Ну я не знаю! Должна быть какая-то связь!..

Нинка вновь принялась бегать по кухне, заламывать руки и речитативом выплескивать из себя раздражение в немыслимых словесных комбинациях.

— Все! — пришлепнула Ксения рукой по колену. — Хватит бесноваться. Ежу понятно — в дедукции мы с тобой совсем не сильны. Ходим, словно овцы, по кругу. Отложим наши рассуждалки до лучших времен. Сейчас спать идем. Утро вечера мудренее…

Леня Усачев осуждающе покосился на босса, но сказать что-нибудь едкое в его адрес так и не решился. Николаев сам пришел ему на помощь, негромко хмыкнув:

— Давай, давай, скажи, что я совсем потерял голову, что я законченный дурак или что-нибудь еще в этом роде.

— Я помолчу… — Друг заерзал на водительском сиденье и через пару минут свернул к воротам отдела внутренних дел, расположенного в соседнем микрорайоне. — Но как ты собираешься все это обтяпать, ума не приложу!

Николаев лишь хитро ухмыльнулся, воздержавшись от комментариев. Миссия по вызволению трех законченных идиотов из тюремных застенков ему и самому казалась, мягко говоря, авантюрной. Но был у него в рукаве запасной козырной туз… Именно этим собирался он сразить наповал своего коллегу — начальника убойного отдела Левобережного отдела РОВД, исполняющего сейчас обязанности приболевшего начальника милиции.

Когда Роман Николаевич уговорился с ним о встрече и вскользь упомянул о пьяном дебоше на автобусной остановке, тот мгновенно ощетинился, затараторив что-то о своей неправомочности принимать подобные решения, об ответственности, возложенной на него. Причем говорилось все это не без пафоса, столь свойственного Сизых Серафиму, с которым Николаев начинал работать еще в лейтенантах.

Зная его любовь к публичным выступлениям, Роман не торопился. Он выслушал разглагольствовавшего коллегу, посочувствовал ему, справился о семье и детях, а потом, как будто бы невзначай, поинтересовался одним неприятным инцидентом, за который Симка едва строгача не схлопотал. Тот был мужик мудрый и сразу понял, какого кролика прячет Ромка в шляпе.

И вот в результате недолгих препирательств и шутливой перебранки они сидели сейчас за одним столом лицом друг к другу и отчаянно пытались одурачить один другого, причем каждый с наименьшими потерями для себя лично.

— Слушай. — Сизых потер побагровевшую шею. — Ты же должен понимать, что я всего лишь исполняю обязанности…

— Сим, — перебил его Николаев. — Тебе нужен этот ублюдок, что уже два месяца терроризирует жителей твоего района? Нужен или нет, ответь?

— Да нужен-то нужен, но… — Карандаш в пальцах Сизова нервно задергался. — А как ты сумел его взять? Нет, я просто так, из интереса спрашиваю…

— Так ты согласен или нет? — Николаев прищурился, пытаясь приглушить блеск своих цыганских глаз.

Он был почти уверен, что Сизых сдастся. Шутка ли — дело только заведено, а преступник уже пойман. Причем не на воровстве застиранных панталон с чердачной веревки, а с наточенным охотничьим ножом, приставленным к горлу обезумевшей от страха жертвы.

Он бы и сам был не прочь поработать над этим доморощенным маньяком, но ребят надо было выручить…

— Ладно, черт с тобой! — Симка отчаянно вспотел, приняв такое решение. — Забирай этих придурков, авось с них проку что шерсти с шелудивого пса. Так держали, на всякий случай, вдруг где что всплывет…

— Вот и ладненько. — Николаев пожал влажную ладонь своего бывшего приятеля. — Урода твоего я тебе самолично доставлю. Может, рыпнется гад, а то уж очень хочется мне ему по морде съездить.

— Разделяю твои чувства. Очень даже, — затряс его руку Серафим. — Дети боялись на улицу выйти. Не то что на стадион сходить…

Расстались они на дружеской ноте, клятвенно заверив друг друга в дальнейшем взаимопонимании и сотрудничестве.

Леня Усачев был сражен наповал, увидев выходящего из подъезда Николаева в сопровождении трех дюжих молодцев, виновато прячущих глаза и послушно складывающих кисти рук за спиной.

— В машину, быстро! — сурово скомандовал Николаев и уже мягче, обращаясь к Леше: — Поехали, дорогой. Потом все мне скажешь.