В середине разговора Маруся принялась украдкой зевать в кулачок и буквально валиться со стула, тщетно борясь со сном.

— Мне очень стыдно, — бормотала она, — но сегодня был такой трудный день. Пришлось так много волноваться, бояться, плакать и совершать всякие необычные поступки. Подумать только, я чуть не убила собственного кузена, самого близкого из оставшихся у меня кровных родственников. Мишенька, какое счастье, что ты нашелся! А теперь простите, мои дорогие, но мне безумно, просто безумно захотелось спать.

Михаил собрался откланяться.

— Извините меня, я, кажется, вас сильно утомил. На радостях от встречи с сестрой я совершенно потерял счет времени. Мне пора отправляться к себе в номера…

— Миша, ну что хорошего в этих номерах? Оставайтесь сегодня у нас! Двери моего дома всегда открыты для Марусиного брата. Я прикажу постелить вам на диване в кабинете. У меня даже найдутся приличные шелковые мужские пижамы и бархатные халаты, если вам не будет неприятно воспользоваться вещами одного из моих покойных мужей.

— Боюсь показаться назойливым, плохо воспитанным субъектом, но, дорогая Елена, я, пожалуй, соглашусь на ваше предложение. У меня удивительное ощущение — словно я впервые за долгие годы одиночества и несчастий оказался в тепле, среди близких людей, и у меня нет сил уйти из этого тепла в свою одинокую холодную нору. Я понимаю, что не должен так беззастенчиво пользоваться вашей добротой…

— Голубчик, я ведь уже излагала вам свои взгляды на ярмо условностей. Моя горничная приготовит вам постель в кабинете, пижаму, халат, полотенце и все прочее. Если вы устали так же сильно, как Маруся, можете пойти лечь, если нет, давайте еще немного поболтаем. Я привыкла ложиться поздно, а интересный собеседник попадается не каждый день. И еще у меня есть дурная привычка пить по вечерам крепкий кофе, а потом бодрствовать, в то время когда добропорядочные обыватели отходят ко сну. Хотите кофе, Миша?

— Хочу. Я потерял все остатки совести — первый раз в вашем доме, и уже засиделся до ночи, да еще и кофе хочу…

— Не казнитесь. Даже если бы вы отказались, мне все равно пришлось бы заняться его приготовлением — ведь не только вы хотите кофе, но и я…

Чтобы не беспокоить кухарку (все-таки по утрам она встает раньше всех, надо дать человеку возможность отдохнуть), я сама сварила кофе на спиртовке прямо в столовой.

— Прошу вас. Надеюсь, вам понравится. Хотя я не Бог весть какая кулинарка, но кофе варить, кажется, умею.

Михаил бережно, как редкий дар, принял из моих рук фарфоровую чашечку.

— Елена Сергеевна, в вас столько доброты, я давно не встречал подобных людей. Вы так искренне заботитесь о моей сестре, причем в данной ситуации, как я понял, забота о Марусиных делах сопряжена еще и с риском, и с разнообразными житейскими сложностями. Не каждый человек, даже любящий приключения, отважился бы на такую бескорыстную помощь друзьям…

— Просто на свете не так уж много настоящих любителей приключений. В большинстве своем искатели приключений — люди весьма прагматичные, если не сказать алчные, они твердо знают, чего хотят, и весь свой авантюризм направляют исключительно на бесконечные попытки обогащения. А истинные любители приключений, к каковым я отношу себя, руководствуются более возвышенными идеалами, для кого-то, наверное, смешными и нелепыми. Я очень привязалась к вашей сестре, как к родной, не знаю почему, может быть, потому, что наши вкусы относительно фасона платьев, загадок российской истории, сортов чая и проблем женской эмансипации во многом сходятся. И раз уж Маруся попала в беду, мой долг сделать все, чтобы ей помочь. И еще… Я плохо, чрезвычайно плохо отношусь к людям, способным пойти на подлог и убийства ради присвоения чужих денег. Поэтому, если я помогу восстановить справедливость, я буду считать это самым удачным приключением в моей жизни. А теперь давайте отвлечемся от возвышенных мотивов и вернемся на грешную землю. Варсонофий сегодня просил денег, чтобы организовать достойную встречу своей матушке, прибывающей из-за рубежа. Раз Соня — брат Мишеля-Нафанаила, значит, его матушка — та самая женщина, которая продала когда-то старшего сына в богатый дом, то есть вашему отцу.

— Надо думать, да.

— Почему же тогда этот старший сын, присвоивший себе чужое наследство и располагающий большими деньгами, не выделил некоей суммы для достойной встречи родительницы?

— Либо он не желает делиться с родственниками (может быть, хранит какие-то старые обиды на них), либо Варсонофий побирается из соображений конспирации, чтобы не выдать свою связь с разбогатевшим лже-Мишелем.

— А не может ли эта лондонская матушка оказаться тем самым мозговым центром, придумавшим и вдохновившим всю авантюру с наследством?

— Исключать такой вариант нельзя. Я плохо помню эту даму и ручаться за ее моральные качества не могу.

— Тем более что, по рассказам, она производит впечатление весьма меркантильной особы. Не каждая женщина, даже впавшая в нищету на чужбине, способна отдать родного сына в обмен на лавку. Я специально пригласила Варсонофия вместе с почтенной родительницей в гости, хочу присмотреться к ней поближе.

Наша беседа затянулась надолго. Я уже привыкла к лицу Михаила и совершенно перестала замечать его безобразие. Мужчина с умным взглядом (что чрезвычайно большая редкость в российских широтах) кажется мне привлекательным, как бы он ни выглядел. А здоровый глаз Михаила светился таким умом и добротой, что можно было не обращать никакого внимания на уродливую маску, надетую на него страшной болезнью.

Уже глубокой ночью, когда все в доме — и мои гости, и мои слуги — спали мирным сном, я встала с постели и заглянула в дверь кабинета.

В окно светила яркая луна. Михаил, как ребенок, свернулся калачиком на диване и тихонько посапывал своим изуродованным носом. На лице его блуждала улыбка.

Спящие мужчины вообще производят на редкость трогательное впечатление. Ей-Богу, многим из них следовало бы проспать всю жизнь, чтобы не разочаровывать своих женщин присущими представителям худшего пола в период бодрствования грубостью, капризами и склонностью к пороку.

Но в этом человеке, истерзанном судьбой, я подозревала самые высокие душевные качества. Глядя на Михаила и чувствуя острую жалость к нему, я поняла, что придется бороться не только за Марусю, но и за ее кузена, как самого обойденного из всех обойденных в этой жизни.

После случившихся накануне треволнений проснулись мы очень поздно и к завтраку приступили только в первом часу. Компанию нам составил пришедший с визитом Андрей Щербинин.

Не получив за весь вчерашний день никаких известий от нас с Марусей, он сам навестил нас, чтобы узнать, как идут наши дела и не случилось ли чего-нибудь непредвиденного.

— Моя жизнь теперь наполнилась новым смыслом, — заявил Андрей с порога. — Я, конечно, не имею в виду борьбу за деньги, я имею в виду тревогу за жизнь двух очаровательных молодых дам, которые питают склонность к неоправданному риску. Как бы то ни было, а от мучившей меня последнее время смертельной скуки я избавился.