что это выглядит так. Тренировка с кумиром — это ведь что-то несерьезное. А я на каждой выкладываюсь на все сто. И так радуюсь, когда у пацанов начинает получаться! Оказывается, для меня не все потеряно. Я уж и не думал, что когда-нибудь смогу испытать эмоциональный подъем такой силы. Ведь собственные победы остались в далеком прошлом, а все мои самые сильные эмоции были связанны именно с ними.

— Глянешь? Тут пришли последние анализы ребят. По некоторым есть вопросы. Надо скорректировать тренировки.

— Да, без проблем. И знаешь, Дэм… Давно хотел тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что тащил на себе эту махину, пока я метался. И, конечно, за то, что даешь мне шанс влиться в дело теперь.

— Эй! Бро, это ведь и твое дело тоже.

— Пока нет. Но я приложу все усилия. Хочется уже, знаешь ли, какой-то определенности.

— Уж не мать ли Лурье тебя сподвигла на такие подвиги? — шевелит бровями Демид.

— И она тоже. Так что там с анализами? Закинешь мне на почту?

— Ага. Лови.

Рабочая суета закручивает. Бумажки — самая неприятная часть работы, но что уж? Без этого никуда. Уже даже Балашов уезжает, сославшись на то, что его очередь забирать дочку из школы. А я все сижу. Просматриваю контракты, которые по моей просьбе оставил Демид, сравниваю… Фоном играет Pink Floyd. Нога стучит по полу, карандашом в руках бью в такт барабанов. Что сказать? Иногда я даже сам от себя устаю.

Ближе к девяти вспоминаю, что так и не написал Саре. Хотел. Очень. Несколько раз брал в руки телефон, но в последний момент что-то перебивало. То звонили от нового крупного спонсора, то еще что-нибудь. Интересно, что помешало ей набрать меня первой? Звоню, а она не берет трубку. Это еще что за фигня?

Сворачиваю работу, закрываю на ключ кабинет и еду по знакомому адресу. Звоню. Дверь тоже открывают не сразу.

— У вас чего, все оглохли?

— Мама в ванной. А я в наушниках. — Давид стучит по уху.

— Ясно. Я подожду?

— Да, пожалуйста. — Дава отшагивает от двери и громко стучит в дверь ванной. — Ма! Ты там утонула, что ли? Час уже сидишь! К тебе пришли.

— Кто пришел? — дверь приоткрывается.

— Я. А ты кого-то еще ждала? — выглядываю из коридора. Что-то меня смущает. То ли в ее лице, то ли в неестественной суете, проскальзывающей в обычно плавных движениях.

— Я у себя, если что. В наушниках, — напоминает Дава с улыбочкой. Ну, какой жук, а! Прелесть просто. Вот бы и мне такого… Впрочем, если у нас с Сарой сложится все как надо, Дава и станет моим. А потом ведь можно будет родить ему братика или сестричку. Представляю Сару беременной. Моим, блин, ребенком. Арр… Какая картина!

— Привет. А ты что здесь делаешь?

— В каком смысле? — удивляюсь я. — Ты плакала? Глаза красные.

Сара направляется в кухню, бросая на ходу:

— Мыло попало. Будешь чай? Ничего другого нет. Да и я уже планировала ложиться.

— Не хочу чай.

— А что хочешь?

— Тебя. Соскучился очень.

Забираю у Сары чайник, ставлю на подножку, и зарываюсь лицом в ее чуть влажные после душа волосы.

— Н-не надо. П-перестань.

— Почему? Дава у себя.

— Дело не в этом. Я просто не думаю, что нам стоит продолжать.

— Ты о чем? Я же ничего такого не делаю. Дай чуток потискать, а? Жалко тебе, что ли?

Целую ее сладкие губы. Я соскучился? Да. О, да.

— Не думаю, что нам стоит встречаться.

— А? — ошалело моргаю. В какой момент мы пришли от разговоров о прекрасном совместном будущем к этому? Все же было хорошо! Какого хрена? Она что… Она хочет соскочить?

— Ты слышал.

Ладно, выдыхай, Серый. Сара сама не ведает, что творит. Вон, ведь губы кривятся, будто еще немного, и заревет. Просто ты ей не звонил. Она надумала всякого… Бабы это могут, тебе ли не знать?

— Так. Давай, рассказывай, что случилось, пока меня не было, — предлагаю вполне миролюбиво, на всякий случай отойдя от нее на пару шагов.

— Ничего. Я просто поняла, что мы не можем быть вместе.

— Это ты уже сказала. А можно узнать, что тебя натолкнуло на такие выводы? — начинаю раздражаться.

— Я мать. Интересы сына для меня всегда будут на первом месте.

Не сказать, что мне по душе такой ответ. Кому охота быть на вторых ролях? С другой стороны, отношения с детьми находятся в совершенно другой плоскости. Я не очень понимаю, как одно мешает другому.

— И что? Как это относится к нам? К тому, что нам хорошо вместе? Очень хорошо. Или нет?

— Да! Но… Господи, Сереж, ты его сегодня чуть было не исключил из команды!

— Было за что! — сощуриваюсь я, намеренно не спеша развеивать ее заблуждение. Сара сникает. Кивает, соглашаясь, обхватывает в кольцо ладоней предплечья и отворачивается к окну.

— Да. Конечно, ты прав. А я просто дура, наверное. Но знаешь, я как представлю, что почувствовал Давид, когда его выгнали… Что он бы мог и впрямь остаться не у дел, если бы тот парень не нашел в себе сил рассказать правду… Как-то я не думала, что ты это допустишь после всего… Говорю же — дура.

— Я не мог поступить иначе.

Не знаю, зачем продолжаю настаивать на своем, если на самом деле Даве ничего не угрожало. Но я настаиваю. Мне, может, тоже хочется быть понятым. Я не могу выделять Давида только потому, что у меня отношения с его матерью.

— Тогда ты как никто понимаешь меня. Я тоже не могу. Не хочу размениваться.

— В смысле — размениваться? На меня?!

— Не злись, пожалуйста. Я просто максималистка. Мне, наверное, нужно или все, или ничего. По-другому, как оказалось, я действительно не умею. Мама говорит, что с таким подходом я никого себе не найду. Она, наверное, права. Но я хочу мужчину, для которого я и мои интересы всегда будут на первом месте. Даже если это почти несбыточно, я же могу помечтать?

— Твой сын остался в команде.

— Да, но не потому, что ты за него вступился. Послушай, Сереж, — Сара едва не плачет, и это единственное, что еще хоть как-то удерживает меня от того, чтобы ее хорошенько встряхнуть, дабы вставить на место мозги. — Я тебя понимаю. Твою правду. Но у меня своя.

— Да ты просто трусишь, как заяц!

— Я?!

— Конечно. Говоришь о доверии, а сама никому не веришь!

— Что за бред? Это совершенно не так!

— Тогда какого черта у меня складывается ощущение, что ты только и