сумеет забыть зловонный узкий тоннель, мёртвую духоту, высасывающую её душу чужую, враждебную ненависть и жуткое видение мрачной тёмной планеты, над которой на невидимой нитке повисла её душа, бесцветная и бесполезная, как моль с оборванными крыльями…

Её поразило, что даже на этой планете была жизнь: несчастная, искалеченная, измученная, кричащая от мук, но жизнь. Что-то огромное вздымалось там, в темноте, дышало и стонало, во мраке пряталась ещё бо́льшая тьма, кромешные тени скользили над невидимой бездной, и еле различимые издали тучи озарялись беззвучными молниями. Невозможно было поверить в то, что её душа, самая её суть, живьём будет излита в это безумие, длящееся вне времени и неизмеримо более ужасное, чем смерть.

Её слух был раздавлен оглушительным рёвом, и уже началось бешеное вращение её существа, при котором из неё, как гвозди, с садистской жадностью выдёргивали всякие чувства и воспоминания, как вдруг, в момент наибольшей муки все смолкло, превратилось в темноту, паузу, а потом безжалостный голос, тихий и ледяной, ужаснувший её более всего, что с ней до сих пор происходило, произнёс так, что каждое слово резало её душу:

– Командиром. Гарнизона. Пошла вон.

Потом её снова жевала каменная слюнявая пасть, и её опять мучили, не сокрушая всё-таки до конца, и наконец извергли, выплюнули, истерзанную и изгаженную, на холодные камни и мусор.

Она лежала, мокрая от пота, с хрипом вдыхая холодный воздух, и не могла надышаться. Она кричала от страха, боли и унижения и не слышала своего крика. Её сжигало презрение, с которым ей была оставлена жизнь, и понимание своей незначительности по сравнению с гигантскими движениями там, во тьме. Злые слёзы текли по её щекам. Кто-то, неважно кто, ещё заплатит за её муки.

Шли дни, а она всё ещё лежала в прежней позе. Камень колол ей щёку, но она не шевелилась – простая, недушевная боль была ей даже приятна.

Очень медленно её сознание прояснялось, но прошли часы, пока она поняла, что что-то удивляет её.

Она обтёрла глаза тыльной стороной ладони и заморгала, увидев настоящий свет. Она могла видеть! И зрение её изменилось. Багровых и синих тонов стало больше, а зелёных меньше. Солнце было совсем тусклым. Неподалёку от него она увидела ещё один шар почти чёрного цвета – испускающую лучи невидимого прежде спектра звезду.

Она обтёрла лоб рукой и уставилась на свою покрытую гладкой кожей ладонь. Исчезли вены, морщины и набрякшие капиллярами вздутия. Шатаясь, она встала на четвереньки и посмотрела на себя. Её старушечье тело изменилось, и то, что она увидела, было красиво ослепительной, как молния, красотой. Она рубанула ладонью по лежавшему перед глазами булыжнику, и камень брызнул горячими осколками, ожёгшими её щеки и грудь. Она хохотала и плакала, плакала и хохотала, пока страх, что она сойдёт с ума, не заставил её прийти в себя.

Глава 14

Вот значение слов:

Мене – исчислил Бог царство твоё и положил конец ему;

Текел – ты взвешен на весах и найден очень лёгким;

Перес – разделено царство твоё и дано Мидянам и Персам (Дан. 5:26–28).

Балакерим, Балахмед, Богдан, Болеслав,

Бубахва, Будион, Бобохан, Батыргалей,

Байраммухамед, Батырш – мужские имена.

Олег Борисович Лаков занимается коммерцией

Пока Демидин пропадал в подземных мирах, события наверху не стояли на месте.

Союз Советских Социалистических Республик, государство, задуманное на века, идея, вдохновившая множество людей, очередная Вавилонская башня, атеистическое царство, кормушка чиновников и жуликов, дом талантливых мечтателей дряхлел и приготовлялся к распаду.

Воры высасывали кровь из угасающей страны, пухли, пьянели от добычи, грызлись друг с другом за сочные куски. Распродавалось всё, что можно было продать. Торговали должностями, станками, сигаретами, подводными лодками, киностудиями, компьютерами.

Среди тех, кто начал увлекаться коммерцией, был и генерал Олег Борисович Лаков. Чем больше он в ней преуспевал, тем меньше видел смысла в разыгрывании из себя дурачка на работе, и некоторые его сослуживцы стали подозревать, что генерал не так глуп, как им казалось.

Облак верил в своё умение жить, точнее, в сбалансированность своего интуитивного понимания жизни. В отличие от многих других он спокойно относился к деньгам и не терял голову ни от успехов, ни от неудач. Первая его сделка состояла в перепродаже десяти вагонов с сигаретами «Мальборо». Эти сигареты обменяли в Германии на тонну редких металлов, которые были украдены у оружейного завода на Урале по распоряжению директора этого завода.

Сделав два-три телефонных звонка, Лаков нашёл покупателя и заработал свои посреднические три процента.

Вагоны с сигаретами продолжали стоять в железнодорожном тупичке в Ростове. Их впоследствии ещё не раз перепродавали, даже после того, как ящики с «Мальборо» растащило местное население. Тем временем Облак нашёл покупателей десяти вагонов, груженных медной проволокой, а затем перепродал учебный самолёт. На подобных сделках он быстро богател и прикупил вторую квартирку.

Он настолько хорошо себя почувствовал, что ему захотелось быть щедрым и разделить свой успех с коллегами, людьми, не умеющими жить. Лаков похлопотал у начальства, и некоторые из его подчинённых получили премии, а отцу Леониду и ещё двоим приказали выиграть две тысячи рублей в лотерею. Выигрыш в лотерею был тогда одним из способов наградить тех, кто должен был скрывать своё сотрудничество с КГБ.

Ресторан

Отец Леонид всё ещё опасался, что неосторожное крещение кришнаита Антоши Феодорова испортило ему карьеру, и награда оказалась для него неожиданной. Чтобы отметить это событие, он решил побаловать себя обедом в уютной компании и, поскольку он продолжал чувствовать себя виноватым перед старшим лейтенантом Коньковым и Антошей, пригласил их в ресторан.

В поисках подходящего заведения он полистал газеты и наткнулся на такое объявление: «Вас волнует аромат горячего мяса, пропахшего дымом, и вы тоскуете о настоящем грузинском вине? Приходите в ресторан “Горская принцесса”, поражающий гостей гобеленами с видами замков Бургундии».

Гобелены решили дело, и в назначенное время отец Леонид сидел вместе с Антошей и Коньковым в «Горской принцессе». Он был в гражданском костюме и с удовольствием ощущал прикосновения набитого деньгами бумажника, гревшегося в его нагрудном кармане.

В зале многие курили и висевшие на стенах замки Бургундии затягивало дымком, как будто в них палили из пушек.

На небольшой сцене безумствовал вокально-инструментальный ансамбль. Уголовного вида дядька наяривал на ударных, а рядом с ним, словно препарированная кобра, раскачивалась длинная женщина в узком платье до пола, но с оголённой до самых рёбер ногой. Потный парниша подпрыгивал как мячик, мотал блестящей башкой и пел