подбежал было к ней с докладом, но она только бросила: «Позже», и Литвинов с облегчением испарился.

Ей приготовили просторные апартаменты, для чего проломили стену между кабинетами двух капитанов, которых Литвинов нарочно разжаловал, придравшись к какой-то ерунде. За одну ночь сложили камин. Григорий Илларионович лично наблюдал за тем, как расставляют мебель и украшают комнаты. Служебный сейф прикрыли занавеской. Окна задрапировали бархатными шторами. На стенах развесили картины. В углу поставили зеркальное трюмо, на которое Литвинов водрузил свою собственную фамильную бронзовую шкатулку. Предполагалось, что Наина Генриховна пожелает хранить в ней украшения. Хрустальную вазу заполнили конфетами, а на полках расставили фарфоровых кошек.

Григорий Илларионович Литвинов полагал, что бабы, бывшие в верхнем мире бездетными, млеют от кошечек и собачек. Женщин он не понимал и мыслил наивными штампами. Наина Генриховна никогда не желала иметь детей, а к живности была равнодушна. Но переубеждать Литвинова она не собиралась. Трюмо она закрыла, а шкатулку убрала в сейф.

Первую ночь она провела сидя, судорожно сжимая кулаки и мучаясь от приступов паники – последствия её необычного переживания. Видение тёмной планеты преследовало её, а Чёрное Солнце она ощущала теперь даже сквозь потолок.

«Небытия нет, – думала она. – Смерти нет. Есть вечная мука, которая будет меня ждать столько, сколько понадобится, – десять лет, сто, тысячу, миллиард лет, а потом она всё равно возьмёт меня и уже никогда не закончится. Да, я мучила других, но ведь не настолько. Где же справедливость… Что это за слюнтяйство – думать о справедливости! Не будь слабачкой, а то разорвут… Да ведь и так разорвут…»

Глава 16

Окрестности гарнизона

На следующее после возвращения Наины Генриховны утро Демидин проснулся раньше обычного. Вот уже несколько дней он не видел никого, кроме солдата, доставлявшего ему еду и переносившего его в уборную.

Ноги начинали его слушаться. Ему удалось спуститься с полки, и он сумел, опираясь на руки, медленно передвигаться по комнате.

На улице гремели и ругались. Демидин приблизился к окну. Под окном был плац – серое асфальтовое поле. На плацу стояло двое солдат: один – высокий и гордый, как царь обезьян, а второй низенький и чахлый, с вёдрами в руках. Высокий матерился, употребляя неизвестные Демидину слова:

– …Чё, лярву всосал?.. Сюда иди…

– Чё…

– Я тебе сказал, двадцать вёдер? Сказал?

– Да чё…

– Тебе жубец, поэл? Поэл?

Демидин был хорошо знаком с матом, когда-то даже написал статью о том, как нужно использовать ненормативную лексику во время допросов, но тут была россыпь неизвестных терминов. Было непонятно, что такое «лярва» и «жубец». Демидин, мог поклясться, что «лярва» – нечто связанное с подавленными запретами. Говоривший произносил это слово, словно демонстрируя свою дерзость и бесстрашие.

– Да я тебя как Скуратова! – коренастый замахнулся, и низенький, заслоняясь ведром, расплескал воду.

Демидин не знал подробностей того, что произошло со Скуратовым, но он слышал, как на него орал Григорий Илларионович. Громкость у полковничьего мегафона была такая, что стены тряслись. Понятно было, что Скуратова разжаловали и что в ближайшее время он не появится.

Дни после неудачного эксперимента на концерте Академического ансамбля песни и пляски Генерального штаба были похожи на затянувшийся бред. Безглазая ведьма, захолустный гарнизон, в котором он оказался, попытка Скуратова продать его Многожёну Шавкатовичу. Сам Скуратов с его необъяснимым умением взлетать над полом и более чем странным хвостом. Хорошо, забудем про хвост. Может быть, местный армейский обычай… Но почему его держат взаперти? Они даже матерятся не по-человечески…

В дверь постучали, и Демидин вздрогнул.

– Войдите, – сказал он волнуясь.

Вошёл невысокий и худощавый полковник. Он двигался молодой походкой, будто на пружинках. С загорелого морщинистого лица на Демидина колко смотрели светло-голубые глаза. Под тараканьими усами, как самородок в шахте, сверкал золотой зуб.

– Григорий Илларионович Литвинов, заместитель начальницы гарнизона, – сказал полковник, протягивая Демидину сухую ладонь.

Демидин пожал его руку, неловко опираясь о подоконник.

– Тут со мной произошла непонятная история… – начал было он.

Литвинов замотал головой.

– Прошу прощения, у нас мало времени, – сказал он. – Начальница гарнизона приказала начать вводить вас в курс дела. Вы ей потом сами всё расскажете.

– У вас начальница женщина? – удивился Демидин.

– Так точно, – сказал Литвинов, напряжённо улыбаясь. – Вообще-то, дам у нас немного – две лаборантки, кладовщица, кухарка да ещё одна по хозяйству. Теперь и начальница гарнизона.

– Когда можно будет её увидеть? – спросил Демидин.

– Скоро, – сказал Литвинов, – но сначала мы с вами должны покататься по окрестностям.

– Но как же я в таком состоянии… – сказал Демидин, глядя на свои ноги.

– Мы вам поможем, – сказал Литвинов. – Войдите! – крикнул он в сторону двери.

В комнату вскочило двое солдат с носилками, на которых лежали костыли.

– Товарища Демидина на вертолётную площадку, – приказал Литвинов, и солдаты рысцой понесли Константина Сергеевича на задний двор, где уже раскручивал лопасти приземистый вертолёт.

Авианосец «Сучий потрох»

Литвинов с Демидиным сидели в узкой пассажирской кабине. Из-за грохота и тряски в воздухе стояли клубы пыли, от которой хотелось чихать. Сквозь мутное окошко в двери виднелась кожаная спина пилота. Демидин выглядывал в окно. Костыли он положил рядом.

Литвинов с любезным видом орал в свой мегафон:

– …Две роты, шесть лабораторий. Есть свинарник и коровник. Но коровник пустой – не тот климат. Вон там, ближе к забору, – станции слежения и склад.

– Слежения за кем? – спросил Демидин.

Ему приходилось кричать, чтобы Литвинов его расслышал.

– Мы отвечаем за Московскую область, – ответил Литвинов.

Вертолёт развернулся, и Демидин увидел прямоугольную крышу главного корпуса, бараки, плац и котельную с трубой, из которой вываливались вялые клубы дыма. Рядом помещались хозяйственные постройки.

Поодаль виднелось небольшое потемневшее строение, похожее на церквушку.

– Что это? – спросил Демидин.

– Где? – не понял Литвинов.

– Там, похожее на церковь.

– Она и есть, – сказал Литвинов, отчего-то ухмыльнувшись. – По брёвнышку перетаскивали. Для опытов.

– Каких опытов? – удивился Демидин.

– Демонов отгонять, – сказал Литвинов и тут же поправился: – Это, конечно, шутка.

Демидин эту шутку не понял, но промолчал.

– А вон там у нас энергостанция, – сказал Литвинов.

Энергостанция оказалась бетонным домиком без окон. Неподалёку от неё блестела большая жирная лужа.

– Что это за лужа? – спросил Демидин.

Литвинов весь как-то замаслился и покраснел.

– Там у нас такое болотце, – смущённо сказал он и ничего больше объяснять не стал.

За забором гарнизона начался бесконечный пустырь – поваленные плиты, столбы и редкие кривые дороги, присыпанные строительным мусором.

– Почему не достраивают? – крикнул Демидин.

– Что? – не расслышал Литвинов.

– Где строители?

Литвинов пожал плечами.

– В другом