— Ну узнал и узнал, — в итоге заключает Илья, сжимая кулаки.

Совершенно не выглядит удивлённым. Будто был готов к этому. Или это маска? Не верю, что он внутри на самом деле так спокоен, как пытается казаться.

— Для меня это ничего не меняет. — Он поднимается со стула и наливает в стакан воды, залпом его осушает. — А для тебя?

— В наших отношениях всё без изменений, — спокойно отвечаю я.

И после этих слов в Илье словно что-то ломается.

— Без изменений? А это как, Наташа? Знаешь, почему я всё это время никак не напоминал о нём и никогда ни в чём тебя не упрекал? Потому что моё мнение неизменно: он соблазнил молоденькую девочку. И напомнить, как поступил с ней, когда наигрался? Вышвырнул из своей жизни. И снова это сделает, но у всякого терпения есть предел и границы. И у моего — тоже. Ты зря сказала ему о Тимуре. Да, не спорю, сын должен знать отца, но такие люди, как Асадов, не меняются. А в его случае — тем более. Когда хотят выразить чувства, то делают это иначе, а не вырывают сердце из груди. Блядь, вот было же всё хорошо! Ну какого хрена ему опять нужно? Он, может быть, самоутверждается таким образом и кайф испытывает, когда люди вокруг него страдают? На тебе поэтому нет лица? Он снова тебя прессует? Если он пальцем тебя коснётся, я разобью ему лицо и сломаю рёбра. И мне плевать на последствия, на его связи и всё, что он может. А может он сейчас многое, — печально усмехается Илья. — Ты просто не представляешь, куда влезла со своей правдой.

— Илья. — Я касаюсь его руки и сжимаю её. — Успокойся. Динар просто хочет видеться с сыном.

На что он громко хмыкает и качает головой.

— Асадов попользовался тобой, Наташа, а потом выкинул из своей жизни. Ты на тень была похожа и шарахалась, стоило к тебе прикоснуться. Не помнишь? А я помню. Ты же могла ему ничего не говорить? Я бы стал для Тимура отцом. Единственным и самым лучшим. И другого ему не нужно. Не заслужил Асадов ни тебя, ни этого ребёнка. Можешь меня не переубеждать. Если начнёт ставить ультиматумы, будут лететь ответки. Своё право быть с тобой он использовал. Больше я не позволю ему влезть в наши отношения.

Я уже жалею, что решила рассказать Илье правду. Но потом бы всё равно пришлось. Не думала, что это признание вызовет у него столько эмоций. До этого дня мы совсем не говорили об Асадове. Будто его и не было в моей жизни. И причину, по которой всегда молчал о нём, Илья озвучил только сейчас. Не хотел причинять мне боль? Думал, что я обо всём забыла? К сожалению, не забыла.

— Он хочет видеться с Тимуром. Я не могу ему этого запретить.

— Да, график посещения теперь составь для нас, — язвит Илья. — Кстати, неплохая идея. Могу ведь не сдержаться, давно мечтаю оторвать ему кое-что ниже пояса. Если я узнаю, что он пытается тебя соблазнить, то, предупреждаю, мирно не разойдёмся. Я долго ждал, когда ты забудешь о той боли, которую он тебе причинил. Больше такого ему никто не позволит. Наташа… — тяжело вздыхает Илья. — Ты действительно зря ему рассказала. Асадов за это время хоть и стал влиятельнее, но нажил себе много врагов. Такие, как он, не меняются и всегда будут ходить по краю. Он за собой вас утащит. Такую жизнь ты хочешь для себя и сына?

— Я ничего не знаю о его жизни.

Обнимаю себя за плечи и сжимаю челюсти. Мне не нравится этот разговор.

— А если подруга твоя, его помощница, не просто так умерла? Я на днях узнавал у отца об Асадове. По его наводке два года назад много голов полетело с верхов, люди погоны снимали, а кто-то даже на свободу больше не выйдет. Такое не забывают и не прощают, Наташа.  Да, у него есть сейчас власть, но на таких прытких и наглых расправу находят в какой-нибудь подворотне с помощью киллера. А с их близкими людьми знаешь, что делают? Я не запугиваю. Говорю, как есть.

Я смотрю на Илью ошеломлённым взглядом, и он тут же замолкает, понимая, что сказал лишнее.

Завтра спрошу у Динара обо всём, что случилось два года назад в его жизни, и о том, угрожает ли ему опасность, а следовательно, и нам с сыном, если он собирается с ним видеться. Можно спросить у брата. Ведь Динар звонил ему утром и, наверное, что-то да рассказал? Но сейчас в голове пустота, а мысли похожи на густой кисель. Палка всегда о двух концах: с одной стороны, я избавилась от тяжёлого груза в душе и рассказала Динару о сыне, а с другой — это общение может плохо кончиться, если Илья окажется прав.

Вечером Тимур долго не хочет засыпать, и Сима вызывается помочь. Я спускаюсь вниз к Илье, и мы включаем фильм в гостиной. Я не замечаю, как засыпаю у него на плече, и открываю глаза, когда ему кто-то звонит.

— Извини, разбудил... Надо было на беззвучный перевести. Так сладко спала. — Илья гладит меня по щеке, и его взгляд темнеет, когда он опускает глаза ниже.

Лямка от топа сползла и оголила плечо, и в вырезе заметна грудь.

— Что-то случилось? — тихо спрашиваю я, поправляя бретельку.

— Отец звонил по работе. Нужно в офис заехать. У нас рано утром встреча в Выборге с людьми, — отвечает он и прижимает к себе.

Накрывает мои губы своими, царапает щетиной кожу. Поцелуи становятся глубже, и внизу живота зарождается приятное томление. У нас действительно что-то поменялось после того поцелуя у цветочного магазина. Чувства стали острее. Надеюсь, не потому, что я впустила в свои мысли Динара? Ведь так неправильно, это обман и предательство, если я буду представлять другого и позволять прошлому становиться между нами с Ильёй.

— Я поеду, златовласка. — Илья гладит меня по спине и шумно дышит.

Я провожаю его до двери и иду наверх. В голове опять пустота. Мыслей никаких нет.  Сильный ветер завывает за окном и долго мешает заснуть.

— Ну и погода! — Сима заходит с улицы в дом и стряхивает с ветровки влагу. — Наташа, нужно со стороны кухни обрезать ветки у клена. В прошлом году на террасе, помнишь, какой погром был?

— Помню, Сима. — Я выглядываю в сад.

Папа любил это клён и за садом всегда ухаживал, а я всё запустила. И ветер сегодня, действительно, такой силы, что на улицу страшно выходить. Ещё и грозу обещали.

— А что с поездкой в Карелию? Всё в силе? — спрашивает она, и мы идём на кухню.

— В силе. Уточню вечером у Ильи, когда поедем. Кажется, в конце недели.

— Никогда там не была, — недовольно хмыкает Сима.

— И судя по интонации, желания нет? — усмехаюсь я.

— Нет. Ты говорила, сегодня отец Тимура придёт к вам в гости?

Улыбка сползает с лица. Я киваю и сажусь на стул возле окна.

— Ну вот и хорошо. Хочу посмотреть, что он из себя представляет. Познакомишь же?

— Как будто у меня есть выбор.

Динар приезжает после четырёх. В доме сразу становится неуютно и тесно, а в душе появляется забытое чувство смятения. Как в детстве. Маленькой девочкой я всегда его сторонилась и избегала встреч.