доктор, могу подлечить чужие фильмы. Со стороны всегда проще. Со своими фильмами намного сложнее разобраться и понять, где там надо «чикнуть». Сложнее потому, что очень глубоко находишься в материале и не видишь целого.

Бывает, когда смотришь хорошее кино, становишься просто зрителем, как ребенок. Просто попадаешь в это кино и не думаешь о том, что здесь – стоит камера, что это актер. Чувство зрителя у меня никаким образом не утеряно, я так же плачу на фильмах. На меня, как и в детстве, продолжает воздействовать кино. Хотя я режиссер.

Пронзительное варьете

Сейчас мне все интересно. У меня такой период, что я вижу себя в любом жанре. Если я найду в этом интерес по форме, по теме, по содержанию, то могу, в принципе, вписаться в любую историю. Единственный жанр, который мне никак не близок, – это жанр без улыбки. Потому что мое восприятие мира всегда идет через улыбку. Улыбка может быть с совершенно разным окрасом, но все-таки обязательно присутствует и в жизни, и в кино. Поэтому фильмы многозначительные, в которых автор вообще не улыбается, очень серьезно к себе относится, – не знаю, как этот жанр называется. Это мне не грозит точно.

Мне очень нравится термин «арт-мейнстрим». Я и сама чувствую, что попала между двух течений. Мои фильмы недостаточно фестивальные и артхаусные, потому что они все-таки зрительские. Не люблю скучное кино; мне нравится, когда в зале смеются, плачут, выражают эмоции. Но в то же время если говорить про коммерческое кино, то я и не коммерческий режиссер. У меня нет ни одного успешного коммерческого фильма. Видимо, мое кино для широких масс все-таки недостаточно простое, как я понимаю. Получилось так, что я действительно попала посередине: ни туда, ни сюда. Не знаю, радоваться этому или нет, – просто понимаю, что это так. Ни в одном из этих двух течений серьезного успеха, скорее всего, я не достигну, но к этому совершенно спокойно отношусь. Я такая, какая есть. Не могу же я себя переломить. Мне нравится, что во мне все намешано.

Когда мы снимали «Звезду», я пригласила оператора Алишера Хамидходжаева. Он один из лучших операторов серьезного документального «Звезда». Мне кажется, что весь мой путь – это кино. Я ему сказала: «Алишер, давай соединим мое варьете с твоей умной документальностью и посмотрим, что получится». Получился фильм соединение чего-то такого глубокого, серьезного и варьете. Вот так это выглядит. Что это за жанр, я не знаю. Кто-то сказал про мой жанр «пронзительное варьете» – мне очень понравилось.

Просто прохожу свой путь познания

Режиссер – это человек живой, чувствующий и любопытный. Живой, потому что мертвый уже ничего не снимет. Я имею в виду – бывают живые трупы. Человек должен быть живой. Всегда это видишь: он живой или, в принципе, просто ходит, существует, а его давно нет, этого человека.

Чувствующий, потому что режиссер должен в десять раз сильнее чувствовать, если хочет, чтобы произведение, которое он создал, влияло на других, чтобы человек соприкасался с этим фильмом и начал чувствовать. Сердце режиссера должно быть большим, чтобы смог такой заряд туда направить – подсознательно, не специально, – который потом зафиксируется на пленке и дальше соприкоснется со зрителем и окажет на него влияние. Цель всего – только в этом. Зачем мы снимаем кино? Чтобы искусство соприкасалось со зрителем, а дальше этот зритель выходит из зала и меняет мир. Так это и происходит, по крупицам.

Режиссер – любопытный, потому что если ему неинтересно жить, вообще все неинтересно, то, честно говоря, тогда он ничего и не сможет создать. Должно быть самому интересно идти через этот путь познания. Жизнь – это путь познания. Думаю, что функция любого человека на земле – осваивать этот путь, приобретать некий опыт и делиться этим опытом с другими людьми. Все делают это по-своему, режиссер делает это через фильмы.

Режиссер еще и свободный. Это то, к чему я очень стремлюсь. Бывает так, что смотришь кино и видишь, что режиссер – свободный. От мнений, от шаблонов, от опыта всего предыдущего мирового кинематографа. Просто свободный. Как чувствует, так и снимает. Я не могу сказать, что я достигла этой свободы. Как я к ней стремлюсь? Просто прохожу свой путь познания.

Павел Бардин

«Режиссер – он структурный, бескомпромиссный, вдохновленный и терпеливый»

Драматургия – это дерево возможностей

Нет универсальных рецептов, секретов мастерства, которые можно описать в цифрах. Тем не менее должна быть универсальная теория всего. И физика к ней приблизилась в максимальной степени, особенно квантовая, потому что, по-моему, это очень похоже на человеческие взаимоотношения. Квант невозможно определить по сути – где он, когда он и что он собой представляет, – как и человека. Набор демографических характеристик совершенно нам ничего не говорит о конкретном индивидууме, говорят поступки. Как и в квантовой физике, когда частицы сталкиваются. Вот тогда мы понимаем, куда они двигались, и по флуктуациям можем проследить траекторию. Так и люди, когда сталкиваются в конфликте, потом меняют свою траекторию. Мы в этот момент понимаем, чего они хотели на самом деле. Мне видится, что каждый человек – такая траектория, которая определяется его поступками, а не точка в пространстве. Это можно будет потом социологическими методами когда-нибудь посчитать.

Мне нравится квантовая физика тем, что в ней все очень непредсказуемо. Квантовые флуктуации в любой момент могут случиться, и что из них получится, совершенно непонятно. Плюс такая абсолютно драматургическая штука, как суперсимметрия, взаимодействие равных сил с противоположными векторами. В этом существует драматургическое напряжение, которое должно присутствовать в истории, горизонт событий – это кульминация. Даже бозон Хиггса, который разрушает все, – думаю, это персонаж-функция, не несущий эмоционального заряда, присутствующий в сюжете только для реализации идеи автора. Он мгновенно разрушает драматургическую структуру, никакого горизонта событий, никакой суперсимметрии у нас уже нет.

Конечно, мое представление о квантовой физике очень дилетантское. Я не могу оперировать формулами, но думаю, что это тот уровень абстрактного мышления, которым необходимо владеть режиссерам. Невозможно мыслить все время только картинками и в режиме «картинка за картинкой» визуализировать тексты. Необходимо пытаться представить что-то невероятное, абстрактное – Большой взрыв, бесконечность. Это тоже отличный навык, режиссеру он просто необходим.

Мозг сценариста – коллайдер, который пытается разогнать персонажей до нужной скорости, чтобы почувствовать эффекты от истории. Материя и антиматерия – это протагонист и антагонист,