— Пойди в прихожую и загляни под придверный коврик, — сказал он.

— Это какая-то шутка? Розыгрыш?

— Нет, — сказал он. — Это серьезный научный эксперимент.

— Ладно, — сказала я.

Я вышла в прихожую, двумя пальцами подцепила за край довольно пыльный коврик и заглянула под него. Как и следовало ожидать, ничего кроме пыли и какого-то мелкого мусора, под ним не было. И к самому коврику снизу тоже ничего не прилипло, я проверила.

— Там ничего нет, — сказала я, вернувшись в комнату.

— Ну да, — сказал Фил. Он схватил один из валявшихся на столе карандашей, подвинул к себе блокнот, и, закрыв его рукой от моего взгляда, принялся там что-то писать. Писал он, впрочем, совсем недолго. — Ты закрыла входную дверь?

— Не на замок, — сказала я. Всегда надо оставлять себе пути к отступлению.

— Но закрыла?

— Да.

— Дверь скрипит. Половицы тоже. Ты слышала, чтобы кто-то входил?

— Нет.

— Пойди и загляни под коврик еще раз.

Я пожала плечами, вышла в прихожую и повторила манипуляции с ковриком. На этом раз, кроме пыли и мелкого мусора, там лежала еще и десятка. Довольно потертая и не новая на вид, но, вне всякого сомнения, настоящая. По крайней мере, я ее от настоящей отличить не смогла.

Черт знает, откуда она там взялась.

Я вернулась в гостиную, держа банкноту в руках.

— Это? — спросила я.

— Это, — подтвердил Фил. — Ты же согласна с тем, что в квартире нет никого, кроме нас?

— Согласна, — сказала я. — Как ты это сделал?

— Это особая криэйторская магия, — сказал он.

— А если точнее?

Он развернул блокнот ко мне и дал мне прочитать, что там было написано. А написано там было следующее: «Под придверным ковриком, среди клубов пыли и мелкого мусора, лежала одинокая и слегка вытертая десятка. Черт знает, откуда она там взялась.»

— Интересный фокус, — сказала я.

— Это не фокус, — сказал Фил. — Фокусы — это когда обманывают. Когда тебя заставляют поверить во что-то, чего не было, увидеть то, чего не было. А то, что ты видела, произошло на самом деле.

— Можешь повторить?

— Могу. Но с этим же ковриком — не раньше, чем через пару дней.

— Почему так?

— Существуют ограничения, — сказал Фил.

— А купюра хоть настоящая?

— Да.

— И откуда она взялась?

— Я ее написал.

— А как насчет того, чтобы увеличить номинал? — поинтересовалась я. — Сотку написать сможешь?

— Смогу, но писать придется значительно больше, — сказал Фил. — Чем масштабнее изменение текущей реальности, тем убедительнее должно быть обоснование. Появление десятки можно никак не приписывать, десяток полно, достаточно просто сказать: «черт знает, откуда она там взялась», с соткой такой номер уже не прокатит. То есть, написать-то я напишу, но деньги от этого не появятся. Чтобы они возникли, уже нужно придумать какую-то историю, и не просто историю, а такую, какую текущая реальность сочтет достаточно достоверной для воплощения.

— То есть, найти чемодан, в котором лежит пара миллионов, тебе не светит?

— Это сложный вопрос, — вздохнул Фил. — Теоретически такое возможно, но история, которую придется прописывать, может занять пару томов.

— В любом случае, это того стоит, — сказала я. — Даже если бы ты был настоящим писателем, таких денег за двухтомник тебе никто не заплатит. Для этого надо быть очень известным и популярным писателем. Или случайно угадать массовый запрос.

— Даже если написать пару томов, нет никаких гарантий, что оно сработает, — сказал Фил. — К тому же, миллионов долларов не так уж много, как десяток, и вряд ли где-то валяется неучтенный. Такая масштабная история не останется незамеченной и привлечет к себе внимание ТАКС или кого-то, ему подобных, и тогда за мной пришлют тебя. Или кого-то, тебе подобного. Не то, чтобы меня обычный оперативник не смог ликвидировать, но теневые ребята предпочитают перестраховываться.

— Выходит, ты бедный? — уточнила я. — Потому что боишься написать себе настоящее состояние?

— Мне хватает, — сказал он.

— И когда ты обнаружил в себе эти способности?

— Через пару месяцев после того, как попал в ваш мир, — сказал он.

— Ланс не говорил, что ты не отсюда.

— О тебе он вообще ничего не говорил.

— И как ты сюда попал?

— После трагического несчастного случая в своем мире.

— Грузовик?

— Почти, — сказал он. — Поезд в метро.

— Почти классика. А это точно был несчастный случай? — спросила я.

— Подозреваю, что нет, но, как ты понимаешь, у меня нет возможности искать доказательства, — сказал Фил. — Был час пик, много народа, я стоял в первой линии, слушал музыку… Меня толкнули в спину, когда поезд уже выезжал из тоннеля, и я понятия не имею, случайность это была или чей-то злой умысел.

— Ты вставал на учет в БРПП?

— Конечно, — сказал он. — Мне даже платили пособие. Пару месяцев. Потом они решили, что я достаточно ассимилировался, выдали мне документы и отправили в свободное плавание.

— Как давно это было?

— Больше десяти лет назад.

— Они знают?

— Конечно же, нет.

И то верно, Бюро Регистрации Пришельцев из Параллельных миров наверняка поделилось бы информацией с ТАКС, что наверняка помешало бы Филу так свободно разгуливать по Городу. И живет он сейчас, скорее всего, не по тем документам, что ему в БРПП выдали, но этот момент уточнять я не стала.

Пришельцы из другого мира — явление довольно редкое, но не уникальное, раз для их регистрации целое бюро создали. Изредка их ведет какой-то сюжет, и тогда лучше не становиться у них на пути, но чаще всего — это обычные люди, без всяких экстраординарных способностей, которые ассимилируются в наше общество, и ты их ничем от обычного эмигранта не отличишь.

Впрочем, кому я это рассказываю…

У Фила способности таки были, но ему повезло, и проявились они уже после того, как он закончил свое общение с бюрократами из БРПП. Иначе бы они ему спокойной жизни не дали.

— В своем мире ты был писателем? — поинтересовалась я.

— Нет, — сказал он. — Копирайтером, блогером, изредка — журналистом, в основном, вне основного штата. Конечно, я хотел писать книги, но мне казалось, что я для этого слишком молод. Опыта там жизненного не хватает, все такое. Ерунду клепать не хотелось, и я все ждал, пока у меня появится идея, о которой нужно будет поведать миру. Вот, дождался.