– Такова сила гормонов, что мы, хотя и осознаем биологические причины наших чувств, все равно их испытываем.

– Пошли внутрь, – сказал Боб. – Поимеем несколько новых ощущений.

Она поцеловала его:

– Пошли внутрь делать ребенка!

– Пытаться, – поправил ее Боб. – Потому что я не дам тебе завести ребенка, у которого будет активирован ключ Антона.

– Знаю.

– И ты мне обещаешь, что эмбрионы с ключом Антона будут уничтожены.

– Конечно.

Это его успокоило, хотя он наверняка заметил, что прямо она этих слов не сказала. Может быть, поэтому он все время об этом спрашивал.

– Ладно тогда, – сказал он.

– Ладно тогда, – отозвалась она. – Пойдем посмотрим на этого убийцу младенцев?

– Я только думаю, может, его не стоит так называть в лицо?

– С каких это пор ты заботишься о хороших манерах?

Волеску оказался именно таким мерзким типом, как и ожидала Петра. Весь такой деловой, играющий роль Большого Ученого, но Петра знала, что за этой маской. Она видела, как он не может оторвать глаз от Боба, видела, как он мысленно его измеряет. Ей хотелось вставить пару едких замечаний насчет того, как тюрьма исправляет людей, правда, немного лишнего веса, надо бы ходить побольше… но этот человек должен был выбрать им младенца, и незачем было его против себя настраивать.

– Я не мог поверить, что мне предстоит встреча с вами, – говорил Волеску. – От той монахини, что меня навещала, я узнал, что вы живы, и обрадовался. Тогда я уже был в тюрьме – а ведь именно чтобы туда не попасть, я пытался уничтожить улики. Так что смысла не было их уничтожать. И я жалел, что это сделал. Тут она появляется и говорит мне, что одного я потерял живым. Тут мне забрезжил луч надежды во тьме отчаяния. А теперь вы здесь.

Снова он смерил Боба взглядом с головы до ног.

– Да, вот я, и очень высокий для своего возраста, что вы, кажется, и пытаетесь оценить.

– Прошу прощения, – извинился Волеску. – Я знаю, что вас сюда привело иное дело. Очень важное.

– Вы уверены, – спросил Боб, – что ваш тест на ключ Антона абсолютно точен и безвреден?

– Вы же существуете? – ответил Волеску. – И вы такой, как есть? Мы не стали бы сохранять ни одного, в котором не было бы этого гена. У нас был безопасный и надежный тест.

– Оживлен был каждый из клонированных эмбрионов, – сказал Боб. – Тест оказался положителен у каждого?

– В те времена я здорово умел имплантировать вирусы. Искусство, которое в наше время не очень востребовано в работе с людьми, потому что генетические изменения запрещены.

Он захихикал – всем было известно, что бизнес по генетической перекройке человеческих младенцев процветает по всему миру и что спрос на искусство изменения генов выше, чем когда бы то ни было. Почти наверняка это и было сейчас основным делом Волеску, а Нидерланды – одно из самых безопасных мест, где можно этим заниматься.

Но Петра, слушая его, все больше и больше тревожилась. Волеску о чем-то лгал. Манеры его переменились очень незаметно, но Петра, проведя месяцы в наблюдении за малейшими нюансами в поведении Ахилла, когда это нужно было просто для выживания, стала очень наблюдательной. Здесь были признаки какого-то обмана. Оживленная речь, слишком ритмичная, слишком веселая. Глаза уклоняются от встречи взглядов. Руки все время теребят то пиджак, то карандаш.

О чем же ему лгать?

Совершенно ясно, если подумать.

Теста не существует. Когда Волеску создал Боба, он просто ввел вирус всем эмбрионам, а потом так же просто ждал, выживут ли какие-нибудь эмбрионы и кто из выживших окажется успешно изменен. Случилось так, что выжили все. Но не у всех у них должен был быть ключ Антона.

Может быть, именно поэтому из почти двух дюжин младенцев спасся только Боб.

Может быть, только у Боба изменение прошло успешно. Только у него оказался ключ Антона. Только с таким сверхъестественным разумом мог годовалый ребенок осознать, что нависла опасность, вылезти из колыбели, залезть в бачок туалета и там переждать, пока опасность минует.

Значит, это и есть ложь Волеску. Может быть, он разработал тест с тех пор, хотя вряд ли. Зачем бы ему был нужен этот тест? Для чего же он сказал, что такой тест у него есть? Чтобы получить возможность… какую?

Снова начать эксперимент. Сохранить оставшиеся эмбрионы и не уничтожать те, что с ключом Антона, а оставить их, вырастить и изучать. На этот раз у него будет не один из двух дюжин с усиленным разумом и укороченным временем жизни. На этот раз шансы, что у эмбрионов будет ключ Антона, – пятьдесят из ста.

Значит, сейчас Петра должна принять решение. Если она скажет вслух то, в чем уже про себя вполне уверена, Боб решит, что она права, и этим дело кончится. Если у Волеску нет такого теста, то почти наверняка нет ни у кого. Боб откажется иметь детей вообще.

Так что если она хочет иметь ребенка от Боба, то именно Волеску должен это сделать, – не потому, что у него есть тест на ключ Антона, а потому, что Боб думает, будто этот тест у него есть.

Но что будет с другими эмбрионами? Это будут ее дети, и из них вырастят рабов, объекты экспериментов для этого полностью аморального типа.

– Вы, конечно, знаете, – сказала Петра, – что выполнять имплантацию будете не вы.

Поскольку Боб еще не слышал об этой задоринке в планах, он наверняка удивился, но Боб есть Боб – он никак этого не проявил, только улыбнулся слегка, показывая, что она говорит от имени обоих. Вот это доверие. Она даже не почувствовала вины за то, что он ей так верит в тот момент, когда она изо всех сил старается его обмануть. Пусть она делает не то, что он хочет с виду, но именно этого он хочет в глубине души.

Волеску, однако, удивился:

– То есть… что вы хотите этим сказать?

– Вы извините, – ответила ему Петра, – но мы будем с вами в течение всего процесса оплодотворения, и мы проследим, чтобы каждый эмбрион был доставлен в больницу и помещен под охрану персонала до момента имплантации.

Волеску побагровел:

– В чем вы меня обвиняете?

– В том, что вы уже показали, кто вы такой.

– Много лет назад, и я расплатился за это!

Теперь и Боб понял – по крайней мере достаточно, чтобы вступить в разговор тоном таким же непринужденным и приветливым, как у Петры:

– В этом мы не сомневаемся, но все же обязательно хотим сделать так, чтобы ни один из наших эмбриончиков с ключом Антона не проснулся от неприятного сюрприза в комнате, полной младенцев, – как было со мной.

Волеску встал:

– Все, наша беседа окончена.