– А что произошло и кого вы боялись?

– Не кого, а чего. Я боялась и боюсь правды. – Виктория Алексеевна достала из кармана упаковку таблеток и, положив одну под язык, проговорила: – Сдается мне, Таня перед самой гибелью в серьезный переплет попала. Есть у меня все основания так полагать, а признаться во всем органам все равно не решаюсь.

– Расскажите мне, вам сразу станет легче. Возможно, вдвоем мы сможем найти выход из положения.

Бузанова хранила молчание минут пять. Затем она поднялась со стула, подошла к обитой коричневым кожзаменителем двери и, дважды позвонив, не оборачиваясь, сказала Катке:

– Попрошу Евдокию заменить меня на некоторое время. Нам с вами лучше в скверик пройти, здесь недалеко. Там и поговорим.

Четверть часа спустя, направляясь к скверу, Виктория Алексеевна начала свое повествование.

* * *

К сорока годам бухгалтер Виктория Бузанова практически смирилась с мыслью, что встретить неминуемую старость ей предстоит в гордом одиночестве. Не успев в свое время обзавестись ни детками, ни супругом, Виктория уже и не надеялась, что когда-нибудь в ее двухкомнатной квартирке появится кто-то, кому может понадобиться ее забота и ласка.

Дни у Бузановой проходили по выверенному сценарию: в семь утра женщина просыпалась от звона будильника, делала десятиминутную зарядку, наспех завтракала, приводила себя в порядок и спешила на службу. Домой возвращалась в семь вечера. И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год.

Виктория даже не могла позволить себе завести домашнее животное, заранее жалея кошечку или попугая, которых в случае приобретения обрекла бы на одиночество, которого сама успела хлебнуть сполна.

– Не хочу, чтобы они целый день маялись в четырех стенах, дожидаясь, когда придет уставшая хозяйка, – говорила Бузанова знакомым, которые не единожды предлагали ей стать владелицей щенков, котят или морских свинок.

Однажды Виктория заметила худенькую девочку, восседавшую на лавочке соседнего дома у первого подъезда. Худышка держала в руках книгу и, изредка поправляя на голове косички, была полностью поглощена чтением.

Неизвестно почему, но Бузанова при виде ребенка внезапно остановилась и долго наблюдала, как светловолосая кроха перелистывает печатные страницы.

На следующий день картина повторилась. Девочка вновь сидела на лавочке с книжкой в руках.

В октябре, возвращаясь с работы раньше обычного, Виктория Алексеевна ругала себя за забывчивость. Утром она оставила дома зонтик, а днем, как назло, началась противная изморось.

Подняв воротник плаща, женщина быстро шествовала по мокрому асфальту, сгибаясь под тяжестью неподъемной сумки с продуктами.

Проходя мимо соседнего дома, она увидела старую знакомую. Но на этот раз девочка не читала. Устремив взгляд вдаль, она обхватила тоненькие плечики руками и, не обращая внимания на изморось, неподвижно сидела на лавочке.

Виктория не выдержала. Приблизившись к подъезду, она заговорила:

– Почему ты не идешь домой, ты вся мокрая?

Девочка подняла на незнакомку бездонные небесно-голубые глаза и как-то уж очень по-взрослому изрекла:

– Я не сахарная, не растаю.

– Но ты можешь простыть, потом долго проболеешь. Разве тебе нравится болеть и принимать лекарства?

– Скажете тоже, кому ж нравится лежать в кровати с температурой. Не-ет, болеть я не люблю.

– Тогда послушай меня и быстренько беги домой, а то от мамы влетит за мокрую одежду.

Девочка отвернулась.

– Моей маме все равно, где я и что со мной происходит.

– Не говори так.

– Но это правда, я могу хоть до ночи на улице просидеть, а она даже не побеспокоится. Пьет моя мама каждый день, друзей к нам домой приглашает, а когда они напиваются, им уже ни до кого нет дела.

Виктория Алексеевна откровенно растерялась.

– Сколько тебе лет?

– Десять.

– Десять? А выглядишь лет на восемь, такая худенькая, маленькая. Ты в классе, наверное, самая миниатюрная.

– Нет, у нас Зина Кротовская учится, она ниже меня ростом.

Дождь усиливался. Подняв сумку, Виктория спросила:

– А хочешь пойти ко мне в гости? Я тебя горячим чаем напою с бутербродами.

Девочка молчала.

– Только сначала давай поднимемся к твоей маме и предупредим, чтобы она не волновалась.

– Я же вам говорю, она не заволнуется, и вообще… спит сейчас мама. Крепко спит. Они с дядей Гришей с утра пили, а теперь прямо на кухне, на полу улеглись. А пойти к вам в гости я согласна, я ведь вас давно уже знаю.

– Откуда?

– Вы с работы каждый день возвращаетесь в семь вечера, а несколько раз я видела, как вы с тетей Олей разговаривали.

– Тогда пошли, а то минут через пять станем похожи на мокрых куриц.

По дороге Бузанова представилась своей новой знакомой:

– Меня зовут Виктория Алексеевна, но ты можешь звать просто тетя Вика.

– А я Карина, – сказала девочка дрожащими губами.

– Замерзла? Ну ничего, сейчас согреешься, потерпи, мы почти пришли.

Зайдя в квартиру, Виктория первым делом включила плиту и поставила чайник.

– Карина, иди, помой руки, а потом поможешь мне на кухне. Ты хлеб резать умеешь?

– Спрашиваете. Конечно, умею.

– Тогда нарежь хлеб, сыр и колбасу, а я пока быстренько печенье из творога сделаю.

Карина нахмурилась.

– Ни к чему это. Зачем столько продуктов переводить, чай можно с бутербродами попить.

От ее слов Виктория прослезилась.

– Почему вы плачете?

– Не обращай внимания, а печенье я все равно сделаю. И знаешь, – Бузанова прошествовала в комнату и вернулась с коробкой шоколадных конфет: – Мы с тобой устроим пир горой. Вот еще конфетки. У меня недавно день рождения был, на работе подарили.

Спустя сорок минут Карина едва слышно спросила:

– Тетя Вика, можно мне еще одну конфету взять?

– Бери сколько хочешь, не спрашивай.

– Печенье у вас вкусное, вы мне рецепт не дадите?

– Умеешь готовить?

– Так дома я всегда готовлю, мама редко к плите подходит. Могу любой суп сварить, гарнир сделать, запеканку. Вот только курицу жарить пока не научилась. Она у меня получается твердой и невкусной.

– Я научу тебя жарить курицу, – Бузанова погладила Карину по голове и как бы невзначай спросила: – Мамка давно пьет?

– Давно, я уже и не помню, когда она трезвая была. Ян говорит, что мама пила, даже когда была беременна.