— Ты что там малюешь? — кивнув на стол и усаживаясь в кресло, спросил Кейстут.

Олгерд сел напротив брата, посмотрел на стол.

— Да... письмо к Феодосию, пусть он узаконит Феодорита.

Кейстут, забрасывая ногу на ногу, усмехнулся:

— Всё же решил принять христианство?

Олгерд поднялся и заходил вдоль стола.

— Ты-то должен понять, — заговорил он, — Московия, которая так возвышается, не остановится.

— Ионна Даниловича больше нет, — вставил гость.

— Ну и что? — Олгерд подошёл к нему.

— А как ты думаешь, его сыпок будет слабее?

Кейстут усмехнулся:

— Не попробовав пирога, не скажешь, какой он.

Олгерд рассмеялся. Голос у него был приятный.

— Попробуем! Обязательно попробуем. Но... каким бы он ни был, наша с ним борьба впереди, — и сел снова в кресло. — Ты смотри, какое у нас положение, На западе — алчные тевтонцы, зарящиеся на наши земли. Христиане. Юг у нас тоже христианский. Восток? Тоже, — о и опять вскочил. — А кто шведы?

— Да-а, — вздохнул Кейстут, — мы как на острове.

— Ты правильно заметил, — он вернулся на своё место, — и так долго оставаться не сможет. Наш сегодня спокойный юг может подняться против нас, язычников. И кто им поможет? — сказав, он уставился на брата.

Тот заёрзал в кресле.

— Ясно... наверное, Московия.

— Правильно!

Энергичный хозяин вновь вскочил.

— Так ты думаешь... — начал Кейстут.

— Да. Так думал и наш отец, отдав Айгусту за московита-княжича.

Неожиданно, ударив себя по ногам, Кейстут расхохотался раскатисто, басисто:

— Мы думаем, что это поможет нам завладеть Московией, а те думают, беря нашу сестру, что они встанут во главе! Ха, ха!

Не сдержал улыбки и Олгерд.

— Как сказать, — проговорил он неопределённо.

Но дерзкий на язык Кейстут бахнул:

— Ты надеешься так же приобрести Московию, как тебе удалось это сделать с Витебским княжеством? Ха, Ха! Долго ждать прийдётся.

Это был явный намёк, что Олгерд уже был женат и получил в приданое это княжество. Олгерд отвечать не стал и пошёл к столу, показывая этим, что он не доволен его словами и прекращает разговор, ссылаясь на то, что ему необходимо окончить письмо. Но этот намёк не смутил Кейстута. Он постучал пальцами по столу, глаза его были задумчивы. Похоже, он хотел не то что-то спросить, не то что-то предложить брату. Но вместо этого он решительно поднялся и подошёл к окну. Глянув в него, увидел на малом дворе множество воинов.

— Олгерд, — обернулся он к брату, — уж не на Московию ли ты собрался?

Князь Олгерд был скрытным человеком и боялся кому-то что-либо доверять. Даже своим братьям. Кейстут мог в порыве гнева что-нибудь выдать, потом сильно переживать. Но... воробей, как говорится, вылетел. Поэтому на вопрос Кейстута он ответил отрицательно. При этом старался не глядеть на брата, а упёрся в строчки своего письма. Кейстут вздохнул:

— А зря! Пока на Московии межкняжение, можно и попробовать. А?

Но Олгерд на это предложение не откликнулся.

— Ладно, — проговорил Кейстут, — я пойду.

Что ему оставалось делать? Брат не хотел отрываться от писанины. Подойдя к двери, он остановился, зачем-то посмотрел на окно, потом повернулся к Олгерду:

— Я... на всякий случай своих людей пошлю на западную границу.

Олгерд понял, что брата провести не удалось. Но опять промолчал.

Кейстут хорошо знал западных соседей. Тевтонцы давно пытались захватить литовцев. Не будь Гедимина, кто-то другой вряд оказал бы им такое сопротивление. Теперь, когда, кроме Польши, все ближайшие княжества были под рукой литовского и русского князей, тевтонцы с опаской поглядывали на своего соседа. Их объединение с меченосцами удвоило силу, но вступать в открытую борьбу они не решались. У них тоже загорелся зуб на Московию, но они ставили себе временно цель полегче. Псков, а если удастся, то и Новгород.

Войска Олгерда, как считал князь, должны были под Можайском появиться неожиданно. Для этого он заставил своих воинов идти лесными тропами. Но, к глубокому своему разочарованию, он увидел, что можайцы готовы к обороне. И ударил себя по лбу, что не обратил внимания на то, что в лесах были охотники. Они-то и сумели сообщить о страшной силе, надвигающейся на город. Воевода немедля послал гонца в Московию.

Князь Пожарский, вернувшийся из Орды, не ведая пока об угрозе с запада, принялся за начатое дело по обустройству жилища. Из Новгорода прибыли братья Кажаны. Сафон, их отец, совсем постарел и дальше ограды избу не оставлял. Трудно ему было ехать в такую даль. А сыновей послал. Князь давал хорошую деньгу.

Все одиннадцать братьев сидели за столом. Старший перечислял, что им требовалось для строительства. Андрей слушал внимательно, порой прося кое-какие пояснения. Плотник-то он был не ахти. В это время вернулся с улицы его дворский и ошарашил князя вестью о появлении литовцев под стенами Можайска.

— Да кто тебе сказал? — Пожарский на первых порах не очень-то поверил в эту страшную весть.

Ведь все понимали: Можайск, а там и Московия.

— Ишь, какой путь выбрал! — негодовал Андрей.

Но решил всё выяснить сам. Приказав дворскому продолжить работу с братьями, сам собрался и скорым шагом пошёл к Василию Кочеве. Того на месте не оказалось, но подсказали, что он у воеводы Фёдора Акинфовича и рассказали, как к нему пройти.

Появление князя Пожарского вызвало у присутствующих, особенно у хозяина, нескрываемое удивление: званые — и то не все собрались, а тут незваный. Поняв ситуацию, тотчас вмешался Кочева.

— А, князь! Проходи. Милости просим!

Его дружеский тон как-то смягчил обстановку. Лицо хозяина подобрело.

— Садись! — хозяин посадил его между собой и Кочевой.

Наклонившись к Пожарскому, воевода в нескольких словах пояснил причину их сбора и что они обдумывают, как им поступить, и пригласил Андрея принять участие в их совете.

— Я за этим и пришёл, — проговорил князь, — хочу тоже внести свою ленту в борьбу с врагом.

Эти слова подействовали на присутствующих. Кое-кто даже покачал головой, мол, правильно сделал!

Приход Пожарского прервал речь воеводы, и когда всё утряслось, он продолжил:

— Итак, у нас наберётся с десяток тысяч человек. Я послал гонцов в Ярославль, Владимир, Рязань.

— А в Тверь? — спросил кто-то.

Воевода посмотрел на Кочеву. Тот, держа сплетённые пальцы на животе, пошевелил ими, потом погладил бороду.

— Константин Михайлович, — проговорил он, опять принявшись гладить бороду, — наш верный смык[25]. Пущай подготовится.