Князь даже покраснел. Но боярин вроде и не заметил этой перемены.

— Я бы... — в раздумье произнёс Симеон, — собрал войско... — он замолчал и посмотрел на боярина.

— А Калита, — боярин не стал произносить его титулов, — думаю с войском бы он не торопился, а ударил бы по их карману. Взять хотя бы Торжок. Этот городишко столько сыпит в их карман, считать, не пересчитать.

От этих слов, похоже, что-то прояснилось в голове князя. Отец многому учил сыновей, но не всё оседало в их головах. А вот жизнь быстро заставила понимать многое. С первых дней своего правления Симеон понял, что такое деньги: Орде отдай, воинам плати. А разным купцам, мастерам... О, господи! Сколько их, стоящих с протянутой рукой! Князь слушал боярина внимательно. Было видно, что он не хочет пропустить не единого слова. Когда боярин закончил, Симеон встал с кресла, подошёл к Кочеве и обнял его. Похлопывая его по спине, князь сказал:

— Хороший ты дал мне урок. Век не забуду, — и поцеловал его в щёку.

Боярин растрогался и его потянуло на разговор:

— Калита, — начал он, — берег людей, поэтому они, видя это, шли к нему. Не разбрасывая деньгу, он через монету решал свои дела. Ты, вёл...

— Ну, будет! — перебил его Симеон. — Для друзей таких, как ты, я просто... Симеон. На худой конец — князь.

— Так вот, князь, он прибрал и Белозерск, и...

Симеон с улыбкой закончил:

— И Галич, и Углич!

— Князь! — восхитился Василий, — ты молодец! Всё знаешь. Вот и иди стопами отца!

— Так и пойду! — ответил тот.

Боярин был на пороге, когда его остановил голос Симеона.

— Василий, кого бы послать в Торжок?

Боярин повернулся и ответил:

— Я те пришлю Миняя, он всё знает.

Появление в Торжке московских сборщиков дани вызвало у местного воеводы что-то вроде шока. Смерть Калиты тут посчитали как освобождение от московской власти. И вот на тебе. Воевода срочно, тайно, отправил гонца в Новгород. Но пока оттуда не было никаких вестей, сборщики исполняли свои обязанности весьма сурово. Порой дело доходило до того, как когда-то Кочева и Миняй сделали с боярином Аверкием. Тогда они подвесили его за ноги, и тот враз выплатил всю дань.

В Новгороде, получив такую весть, всполошились не на шутку. Собрав воинство, спешно отправили его на помощь новоторжцам. И вот в разгар работы сборщиков в город ворвались новгородские воины. Они схватили московских сборщиков, а сами стали готовить город к осаде, понимая, что Москва так дело не оставит. В Москву же новгородцы послали гонца, чтобы он передал Симеону:

— Ты ещё не сел у нас на княжение, а твои люди у нас насильничают.

В ответ Симеон решил действовать решительно, рассудив так: Новгород наглеет. Мало того, что он повоевал его земли. Он ещё схватил его людей в Торжке, законно собиравших там дань.

Прощать их обиды больше нельзя. И он собрал всех северных князей и объявил им, чтобы они приняли участие в походе на Новгород.

Между тем в Торжке прознали, что московский князь готовит поход и что собираются большие силы, в Новгород вновь был срочно послан гонец. Они испугались, что москвичи собираются и им отомстить за набег новгородцев.

Но... Великий молчал. Дальновидные бояре потихоньку оставляли город и убегали в Новгород. Чернь заволновалась. Успокоить их пришёл боярин Семён Внучек и пообещал, что через день или два появятся новгородцы. Но их не было. Ни через день, ни через два, ни через три... А бояре уезжали.

Москва внимательно следила, что творится не только в Новгороде, но и в Торжке. Решать вопросы помогал Кочева. Он рассказал Симеону, как Калита отрядил своих людей в Тверь, и там те, ловко орудуя, подняли бунт против татар и князя. В результате Александру пришлось бежать в Псков. Князь понял смысл сказанного и посла! в Торжок Михаила Давыдова, знающего город. Михаил нашёл там дьякона Днедко. Им был Пётр Сорока, торжокский купец. Когда-то Давыдов выручил Сороку, дав ему в долг десять золотых. Давыдов нашёл его в лавке. Узнав своего спасителя, тот упал ему в ноги.

— Не надо, Петро! — поднял он его. — Хочешь с Московией торговать?

— А кто не хочет? — ответил он.

— Тогда... — он что-то зашептал ему на ухо.

— Это мы могем, — улыбнулся купец и закрыл лавку.

Что купец говорил народу, Давыдов не слышал. Но народ поднялся и ринулся громить хоромы боярские со словами:

— Зачем вы призвали новгородцев? Они схватили московитов, а нам за это приходится погибать!

Семён Внучек, видя такое дело, в надежде, что его услышат, как и в прошлый раз, пришёл их успокоить. Но его тут же убили, а хоромы разграбили. Все москвичи были освобождены.

Это событие донеслось до Москвы. Князья потянулись в Москву. А некоторые обещали присоединиться по дороге. Когда вопрос встал о том, кого поставить над объединёнными силами воеводой, Симеон назвал князя Пожарского, зная о его успешном походе на Можайск. Но, как оказалось, против были воеводы Александр Иванович, Фёдор Акинфович и бояре Фёдор Хлебович, Дементий Давыдович и другие, мотивируя это тем, что, мол, он имеет небольшой военный опыт и один поход ни о чём не говорит. Великий князь растерялся. «Как жаль, — подумал Симеон, — что нет Кочевы. Тот бы подсказал». Он только вздохнул и... согласился, отдавая преимущество Фёдору Акинфовичу.

В первый поход Симеона вызвалась проводить Анастасия, взяв с собой сыновей — старшего, Василия, и младшенького, Константина. Отец приказал посадить Василия на коня, чтобы он ехал рядом. Надо было видеть малого, как он возгордился этим! У него проявлялись отцовские черты. Несмотря на весьма юный возраст у него и посадка на лошади была отцовская: левый бок выдавался вперёд. Княгиня заволновались, но когда рядом появился Савёл, Анастасия успокоилась. Она привыкла к этому немтырю: умному, осторожному, услужливому.

А между тем зима накатывалась неотвратимо. И никакая сила не могла её остановить. По утрам стоячие воды покрывались тонким прозрачным и фигурным льдом. По ночам порой выпадал снег. Утром дети, вылезая из тёплой кареты, с радостным криком принимались играть в снежки. Младшенький, Константин, от меткого снежка Василия принимался было за плач, да дядька, приставленный к княжичу, басил:

— Ты чё... девка аль мужик?

— Му... му... зик! — сквозь слёзы отвечал тот, вытирая их рукавом.

— Тогда чё нюнишь?

Младшенький быстро усмирялся.

Леса, спрятав свой наряд, стояли точно раздетые, жеманные девицы перед холодной речкой. Вскоре Константин засопливел и стал кашлять. Княгиня сказала мужу, что ей с детьми наш возвращаться домой. Князь кивнул головой. Дав согласие, он тут же поправился:

— До Твери остался один переход, может...

Княгиня не дала ему договорить:

— Нет, милый, дальше будет ещё холодней. Всё равно надо возвращаться. Костик-то, видишь, как простыл.