Однако США продолжали давить на Европу уже политически, стараясь вбить клин между нею и Союзом. Тогда многие европейские страны (и первой себя проявила Франция) поняли, что для того, чтоб не перессориться с США, проще всего обладать автономной энергетикой. Без трубопроводов и источников сырья, размещенных на чужой территории, тем более, на территории страны, которая оппонент США. Такой независимой энергетикой могла быть лишь атомная. Вскоре 85 % энергетики Франции перешло на «мирный атом». Вслед за Францией началось бурное строительство АЭС и в других странах Европы.

Оказалось, что объемы сибирского природного газа, в котором нуждается Европа, составляют всего треть от тех, что оговаривались изначально по проекту «Уренгоя». Никаких ожидаемых миллионов энергетический проект века Союзу не принес. Интеграции СССР и Европы не состоялось.

Уильям Кейси торжествовал. Это была не только победа его страны на пути к однополярному миру, — но и его личная победа. В тот день, когда стало очевидно, что энергетический проект века заморожен надолго, Кейси гордо подошел к инкрустированной узорчатым серебром и перламутром шахматной доске, украшавшей его кабинет в Лэнгли. Повертев несколько секунд в руках коня из прозрачно-изумрудного нефрита, директор ЦРУ вполголоса заметил:

— Русские хотели сделать ход конем. Но не смогли. Зато сумел я! Ай да молодец, Вилли!

С этими словами директор разведки Уильям Кейси самодовольно поставил изумрудно-зеленого нефритового коня на новую перламутровую клетку и весомо бросил:

— Шах.

КАК ОБРУШИТЬ ЕВРОПЕЙСКУЮ ЭКОНОМИКУ?

Блокировка энергетического проекта «Уренгой» совпала удивительным образом еще и с тем, что в 1982 ГОДУ В ЕВРОПЕ РАЗРАЗИЛСЯ ФИНАНСОВЫЙ КРИЗИС.

Этот кризис спровоцировали США, для того чтобы обрушить экономику соцстран, которые, глядя на Польшу, набравшую валютных кредитов «под развивающиеся отрасли промышленности», но так и не понявшие, что это ловушка ЦРУ, и не осознавшие, в какой капкан угодила с этими кредитами Польша, сами набрали кредитов в зарубежных банках.

В 1982 году европейские банки заморозили субсидирование и выдачу кредитов. Румыны не получили ожидаемого кредита в 1,5 млрд. долларов, венграм не продлили срок выплату кредита на сумму в 1,1 миллиарда долларов. ГДР потеряла 200 млн. долларов.

Весь Восточный блок вынужден был признать себя банкротом. Для Союза, тратившего огромные деньги на войну в Афганистане, это было весьма некстати.

Союз стоял перед выбором: взять на себя долги европейских союзников или же отказаться от долгового бремени, ценой выхода этих стран из блока социалистического лагеря?

* * *

По телеэкрану плыли темные грустные кадры, а потом показали лицо нового генерального секретаря Юрия Андропова. Бывший шеф КГБ и лидер Лубянки заявил:

— Все люди доброй воли с глубокой горечью узнали о кончине Леонида Ильича. Мы, его близкие друзья, работавшие вместе в ЦК, видели, каким величайшим обаянием обладал Леонид Брежнев, какая огромная сила сплачивала нас в Политбюро, каким величайшим авторитетом, любовью и уважением он пользовался среди всех коммунистов, советского народа и народов всего мира. Он очаровывал всех нас своей простотой, добротой и проницательностью, своим исключительным талантом руководителя великой партии и страны. Это был поистине выдающийся руководитель, замечательный друг, советчик и товарищ.

Игорь Волгин, вошедший в комнату с очищенным от кожуры апельсином в руке, мельком взглянул на телеэкран и буркнул себе под нос: «Лицемерие. Везде одно лицемерие. И борьба за власть». Волгин почувствовал на себе вопросительный взгляд Ольги, с кошачьей гибкостью потянувшейся в кресле.

— Что мы будем делать с Ирис?

— Не знаю, — Волгин отправил себе в рот апельсиновую дольку и медленно ее начал жевать.

— Верно в народе говорят, что беда не приходит одна. Вначале у меня на работе закрыли проект «Уренгой», и мы остались без премии. Теперь вот Ирис…

— Не путай одно с другим. Уренгой, Ирис… — Волгин в раздражении плюхнулся на диван.

— Это все твой дружок, Петруша, виноват! И его КГБ!

— Оля, что у тебя с головой? Теперь еще ты и КГБ решила свалить в эту кучу. Петя — человек неплохой, и это мой старый товарищ по училищу. Его ведомство «пасет» нас… И в истории С Ирис он сделал все возможное!

— Ты так думаешь? Хочешь сказать, что он ничего не знал о том митинге? Знал! КГБ знает все! Так почему не остановил нашу Ирис у опасной черты? — Волгина нервно поправила огненные кудри.

Волгин тяжело вздохнул.

— Петя мне сказал, что мол, вы же сами хотели окончания нелепого романа Ирис и диссидента-бездаря Алмазова. Лучшей возможности и придумать было невозможно. Теперь их роман окончен.

— Да! И ее обучение в МГУ тоже окончено! — Волгина нервно схватила себя за локти. — Так что тебе сказал ректор?

— Ректор не принимает. А его заместители с иронией заявили: мол, что вы зря волнуетесь? Вы же сумели один раз пристроить вашу дочь в МГУ, значит, пристроите и во второй раз. Мол, за хорошие взятки возможно все.

— Какой цинизм!

— А что бы ты хотела? Они же ненавидят всех, у кого местом работы значится — Старая площадь! Мол, я, как номенклатурный работник, свою дочь пристроил в МГУ «по блату» либо за деньги, а так она могла рассчитывать только на ПТУ да закручивание болтов на заводе!

— Господи, почему им везде мерещится «блат»?

— Мерещится. Они нас ненавидят. Как же, номенклатура устроила себе рай при жизни! И от злости своей и зависти раздули слухи про роман Ирис с Алмазовым как бог знает что… Даже если мы ее восстановим в университете, не думаю, что она сможет там учиться. Не те у нее нервы, чтоб выносить издевки однокурсников.

— А где сейчас этот диссидент и разгильдяй Алмазов?

— В Лефортове. И судя по всему, под следствием он будет еще долго. И честно говоря, если бы вся эта история с митингом против советских войск в Афганистане закончилась только разрывом Ирис с этим бестолковым поэтом, да еще сутками, которые она провела в Лефортове, то я был бы даже рад. Ведь она теперь всю жизнь сможет вспоминать, как благодаря этой истории познакомилась с первыми лицами КГБ! Однако то, что ее отчислили из МГУ… — Игорь закрыл лицо руками, — Наша дочь даже не представляет, чего мне стоило с ее вечными тройками пристроить ее на журфак!

— Быть может, тебя до сих пор грызет совесть, что это место на потоке досталось ей, а не талантливому провинциалу, которого намеренно «заваливали» на устных экзаменах ради нашей дочери?! — В глазах Ольги мелькнул презрительный огонь.

— Представь себе, да, грызет! Медалист-сибиряк, получивший в своей жизни единственную и первую тройку на вступительных в университет, теперь на всю жизнь возненавидит партийную номенклатуру, которая отобрала его законное место в МГУ! А сколько таких, как он? — Волгин хмыкнул. — Вот так мы сами же множим ряды диссидентов!