— Благословения богов. Один человек сказал мне, что, ес­ли я буду пересказывать эту легенду на этом месте, меня ждет удача.

— И как?

— Но я пока еще не закончил рассказ, — сказал мальчик.

— Ты хорошо знаешь город? — спросил Може.

— Достаточно.

— Говоришь по-гречески?

— Я говорю на разных языках.

— В таком случае твоя удача явилась. Я больше не хочу об­ременять моего ученого друга. Хочу, чтобы ты мне помог.

Мальчик оглядел Може с головы до ног.

— В чем именно?

Може как будто задумался на мгновенье.

— Мне надо кое-кого найти.

— Для чего именно?

И снова Може задумался.

— Чтобы отомстить врагу.

— Разве монахам не полагается прощать врагов своих?

Може ничего не ответил, однако мальчик все понял по его

молчанию.

— Поскольку сейчас мне все равно нечем заняться, я те­бе помогу. — Он поднялся с места и поклонился Може и Аземару.

— Тебе хорошо заплатят, — пообещал Може.

— Я не ищу денег, — повторил мальчик. — Я воин, я убий­ца. Если я разделю твою радость от мщения, этого будет до­статочно.

— Ты рассуждаешь как воин и говоришь на языке северян, языке воинов, — заметил Може. — Я Може, а это Аземар.

— Меня зовут Змееглаз, — сказал мальчик. — Итак, как мы будем искать твоего врага?

Когда Элиф ощутил под ногами воду, он решил, что мож­но уже зажечь факел. Он достал трут и огниво и принялся за дело.

Глаза постепенно привыкли к свету. Он стоял на узком ка­менном выступе в стене пещеры, заполненной черной водой, своды пещеры подпирали изящные колонны. Он понятия не имел, что это за место, не знал, что именно здесь греки хра­нили запасы воды для своих дворцов. Не знал он и того, что пещеры соединились с коридорами Нумеры после того, как обрушилась скала, и с тех пор поговаривали, будто водные духи пытаются вырваться наружу, потому что открывший­ся проход так и не заделали. Его обострившиеся за годы ме­дитаций чувства говорили, что надо идти вниз.

Вход в следующую пещеру было непросто найти и так же непросто воспользоваться им — это была всего лишь трещи­на в скальной породе. Однако Элиф, волчье чутье которого обострилось от голода, знал, что под этим камнем лежат глу­бокие воды. Элиф частенько находил себе пищу в горах, до­бывая птичьи яйца с опаснейших уступов, карабкался по острым скалам, протискивался в расщелины.

Удавалось ли узникам бежать этим путем? Удавалось ли освободиться от оков? Нет, даже если бы они каким-то чу­дом добрались бы сюда, темнота была стражем не хуже же­лезных кандалов. Элиф всмотрелся в недра затопленной во­дой пещеры. И вздрогнул. На него из освещенной факелом воды смотрели лица. Он заставил себя успокоиться. Они не настоящие. Основания двух колонн были украшены голова­ми женщин со змеями вместо волос, глядящих пустыми гла­зами. Он попытался рассмотреть, что там дальше, и свет фа­кела на воде превратил его отражение в призрак. Ему на ум пришли слова, отголосок воспоминания. «Я волк». Он про­износил эти слова раньше, невообразимо много лет назад. И еще одно слово. «Мама».

Он помнил свою семью, очаг, маленький дом на холме с крытой дерном крышей и низкими стенами, где он лежал ночью рядом с братьями и сестрами, вдыхая запах их волос, прислушиваясь к сонным вдохам и выдохам. Духи призвали его, и он без малейшего сожаления бросил ту жизнь, но здесь и сейчас она показалась ему такой желанной. Ни очага, ни дома. Только черная вода.

Неприкрытый ужас стиснул ему горло — не страх смер­ти, но страх тяжких испытаний, которые будут предшество­вать ей.

Нет смысла медлить. Элиф сунул ногу в воду. Вода холод­ная, однако он привык к холоду. Он терпел и не такое и знал, что сумеет выжить и сейчас. Воды этой земли теплые и при­ятные, не то что на его родном севере.

Элиф прислонил факел к стене, с трудом глотнул, как буд­то пытаясь проглотить свой страх, и вознес молитву своим духам-покровителям:

— Вы, что воете в горном ветре и блестите в воде серебром,

Духи солнца, духи луны, не оставьте слугу своего во тьме.

От этих слов ему стало немного спокойнее. Царством, вход в которое он ищет, правят вовсе не духи скал и вод. Это вот­чина темного бога Одина, безумного колдуна.

Он сбросил набедренную повязку, которую на него наце­пили греки, — как жаль, что волчью шкуру с него сорвали еще в палатке императора. В ней он был бы больше волком, чем человеком, а зверь не чувствовал бы угрозы, исходящей от этого места.

Элиф шагнул в озеро, подавив желание закричать, когда вода дошла до бедер. Его тень вытягивалась перед ним в све­те факела. Колонны были похожи на городские дома, теряю­щиеся за пределами круга света.

Вершину каждой колонны украшало какое-нибудь мифо­логическое животное, тварь с выкаченными глазами или ра­зинутой пастью. Залитые светом факела, они нависали над ним, словно чудовища из кошмарного сна.

Элиф двигался вперед, полагаясь на интуицию, не зная, что еще предпринять. Ряд колонн все тянулся и тянулся. На некоторых из них были вырезаны капли слез, высеченные гораздо грубее фигур на вершинах колонн. Он вдруг ясно по­нял, что они означают. Здесь гибли люди, много людей, воз­водивших эти колонны. И каменные слезы были единствен­ным, что осталось от рабов, трудившихся на этой стройке.

Потолок делался все ниже и в итоге ушел под воду — даль­ше идти некуда. Вырезанные в камне глаза, сотни глаз, на­блюдали за ним с колонн. Вода в этой части пещеры была хо­лоднее. Он прошелся вдоль стены. Так и есть, в двух местах бьют холодные ключи. Он пошарил под водой рукой. В сте­не были впускные отверстия. Достаточно ли они велики, что­бы протиснуться? И что делать потом?

И снова у него в голове зазвучал голос из прошлого: «Ма­гия — тайна, а не средство».

Он дрожал от холода. Долго он тут не протянет. Необхо­димо действовать.

Элиф видел перед собой шагов на двадцать, ровно настоль­ко, насколько хватало света факела. Это место ненавидит свет, подумал он. Хотя там, куда он собрался, от света все равно ни­какой пользы. Что же остается? Только вера. Вера в собствен­ную цель.

Он вытянул перед собой руки. В голову лезли детские сказ­ки о троллях и чудовищах, которые так и поджидают тебя в темных озерах вроде этого. Он вспомнил, как мать долги­ми зимними ночами напевала им, детям:

Зверь, порожденный темною силой,

Там, где горный поток исчезает в ночи,

Там, где трясина, найдешь чудо-зверя,

Ступает неслышно болотная тварь.

В нем ярость клокочет, острые когти

Не знают пощады, клыки рвут героев.