Неожиданно скользнув ко мне, Охтыж нанес короткий удар под дых, от которого я не успел уклониться – со связанными за спиной руками не больно-то попрыгаешь…

Плохо это, когда не успеваешь уйти от такого удара. Меня скрючило в бараний рог и я упал на пол, осознавая, что мутант зачем-то разрезает веревки на моих руках.

Однако свободой воспользоваться я не успел.

Опытный в таких делах Охтыж продел мои кисти в специальные петли и, мощно рванув, подвесил меня на крюк. Спасибо, что не за ребро, а за вязку на руках. Запястья немедленно свело новой болью, но это перетерпеть можно. Это не крюк под ребра.

– Молодеш, не рыпаешься, – похвалил меня Охтыж. – Хороший шталкер. За это я от тебя шегодня немного отрежу, мошет, одну ногу. Или даше только руку. Не обешшудь, ладно? Мне пару кило свешего мяша на фарш не хватает. Но это попозше, попозше. Шначала шуп.

Он подошел к освежеванному мертвецу, вырезал у него печень, понюхал, удовлетворенно кивнул и закинул в булькающую кастрюлю. Потом направился к полке со специями, поковырялся в банках, набрал в горсть каких-то трав, вернулся к кастрюле, всыпал туда приправу, помешал варево большой поварешкой, понюхал воздух.

– Хорошо, – кивнул. – Сейчас кишки шоберу, и шуп пробовать будем.

Минут двадцать мутант шустрил на кухне. Собрал кишки с пола, кинул в помятый алюминиевый чан – не иначе, на промывку. Потом деловито срезал еще несколько больших кусков мяса с освежеванного трупа и бросил в бочку, на которой красной краской было намалевано «Засолка».

– Оштальное в коптильню отнешу, – почесав в затылке сообщил он. – Ладно, давай шуп пробовать.

Взяв со стола ложку в черных разводах, Охтыж сунул ее в пасть, тщательно облизал, после чего смачно сплюнул на пол и, подмигнув мне единственным глазом, сообщил:

– Теперь чиштая. Мошно шказать, штерильная.

И направился к чану. Зачерпнул ложкой варево, попробовал, причмокнул.

– Вошхитительно! Но одно мнение – не мнение.

И, зачерпнув из чана еще раз, двинулся ко мне с дымящейся ложкой. При этом второй рукой он прихватил со стола свой поварской нож, похожий на небольшой мачете. Зачем – понятно без разъяснений.

– Пробуй, – внимательно глядя мне в глаза сказал мутант, поднеся ложку к моему рту. – И без глупоштей.

Я почувствовал, как моего бедра коснулось острое. Ясно. Не попробую – и моя нога отправится на фарш не «попозше», а немедленно.

– Ты подуй, – посоветовал мутант. – Горяшее же.

Я послушно подул. И когда моих губ коснулся край ложки, безропотно втянул в себя жирное варево. А что делать? Да ничего тут не сделаешь. Или дегустируй, или сам станешь предметом для дегустации.

– Глотай, – сказал Охтыж, чуть надавив ножом мне на ногу. Еще немного – и клинок в мясо войдет.

Я проглотил.

– Вкушно?

Блин… Чтоб ему сдохнуть, твари такой, но это было действительно вкусно. Пожалуй, более вкусного супа я в жизни не пробовал. Но в то же время была в нем некоторая нотка мерзости. Не знаю как объяснить. Как кривой мазок на прекрасной картине, который бросается в глаза своей кривизной – и портит всю картину. Причем эта нотка с каждой секундой, пока мой глоток катился по пищеводу к желудку, становилась все очевидней. И, наконец, стала очевидной настолько, что я, дернувшись на своей подвеске, душевно так блеванул. Аж скрючило меня всего. Похоже, всю сегодняшнюю жратву выблевал разом вместе с распроклятой ложкой супа, чуть сам весь наружу не вывернулся. Пожалуй, более душевно я в жизни не блевал…

– Вишу, что вкушно, – удовлетворенно кивнул мутант, вовремя отскочивший в сторону от струи моей блевотины. – А тошнит с непривычки. Ну ладно, пора и твоей ногой заняться – одной руки, думаю, вше-таки на фарш не хватит…

– Еще, – прохрипел я, отплевываясь от желудочной горечи.

– Что еще? – удивился мутант.

– Еще супа хочу, – сказал я. – Вкусно – охренеть.

Повар аж расплылся в довольной улыбке, показав весь набор жутких кривых зубов, натыканных в безразмерной пасти как попало. Понятное дело, каждому творцу похвала приятна.

– Я ш говорил! – воскликнул мутант, засовывая нож в широкий карман кожаного передника. – Еда из предштавителей швоего вида шамая вкушная. К ней только привыкнуть надо. Хороший шталкер, ай, хороший! Я тебе шейчас целую мишку налью, и шам покормлю. Даше жалко тебе ногу отрезать. Но што делать, где ш я еще два кило свежего фарша возьму?

Погремев посудой, которой были заставлены настенные полки, мутант нашел глубокую солдатскую миску и, от души наполнив ее дымящимся супом, снова направился ко мне. Единственный его глаз сиял гордостью. Подозреваю, что бойцы «Воли», осознавая, что они жрут и кто это приготовил, редко нахваливали стряпню Охтыжа, вот урод и обрадовался.

Он и шел ко мне, радостный такой, забыв про нож, рукоять которого торчала из глубокого кармана. В одной руке ложка, в другой – дымящаяся миска. Но даже когда я долбанул по той миске ногой, Охтыж все-таки успел выпустить ложку из руки и заслонить ею свою уродливую харю. Только что кипевшее варево, как я и рассчитывал, выплеснулось на рожу Охтыжа… и практически не достигло цели. Так, маленько на подбородок попало да на лоб, все остальное пришлось на руку, которая немедленно покраснела.

Не обращая внимания на боль, мутант опустил руку, грустно посмотрел на меня, потом ни слова не говоря подошел к деревянному шкафу, стоящему возле стены, открыл створку и снял с полки закопченную паяльную лампу.

– Зря ты это шделал, хомо, ох зря, – покачивая головой, сказал Охтыж, направляясь ко мне и по пути доставая из кармана передника свой внушительный нож. – «Борги» получат тебя живым. Но до этого я твои руки и ноги всю ночь резать буду. По кушочку. Резать – и прижигать, штоб ты не умер. И ты тысячу раз пошалеешь, что еще живой.

Он приближался ко мне, а я смотрел на его обожженную руку, сжимающую нож. Похоже, мутант совершенно не чувствовал боли, потому что, когда с твоей конечности медленно, словно тесто, сползает плоть, это наверно всё-таки, как минимум, неприятно. А она как раз сейчас неровным чулком сползала с руки, наплывая на нож и медленно стекая на пол тяжелыми комьями разжиженной плоти. Наконец и нож тоже выпал из пальцев, которые уже и не пальцы были, а почти голые косточки фаланг. Выпал, звякнул об пол…

Мутант остановился в двух шагах от меня и удивленно глянул вниз. Видимо, он всё еще чувствовал свою обожженную руку как целую. Ту самую руку, что я в схватке с Охтыжом лишь слегка оцарапал ножом Рудика, клинок которого он лизнул, оставив на нем несколько капель своей слюны. Ядовитой слюны! Как спир сказал тогда про нее? «Разве ж это яд, который действует при температуре от плюс семидесяти градусов? Только в бане вражью силу травить, и то не факт, что подействует. В общем, считай, что обычные слюни».

Не обычные, Рудик, ох, не обычные. Похоже, ты и после смерти смог отомстить своему убийце, который стоял сейчас столбом на месте, и с ужасом смотрел на то, как с его тела размякшими кусками отваливается уродливая плоть. Яд, скопившийся в небольшой ранке и разогретый горячим супом, стремительно распространялся по телу мутанта…