Офицер улыбнулся.

Немец приближался к пункту на дороге, который был заранее пристрелен нашей артиллерией. Наблюдатель вызвал батарею, и вскоре последовал первый выстрел. Немец бросился на землю, и когда дым от снаряда рассеялся, не видно было, чтобы он поднялся на ноги, но вероятнее всего, что он отполз в сторону и скрылся. Если нет, то германская армия потеряла одного офицера.

Разница между искусным и посредственным наблюдателем особенно ярко обнаруживалась при работе на дальних расстояниях. Последний, не зная телескопа, редко умел установить его так, чтобы получить наилучший результат.

Человек, хорошо владеющий телескопом, постоянно меняет его установку, применяя разные линзы и увеличения.

Кроме телескопов, приобретенных на деньги из фонда Ст. Страги, мне прислали их большое количество разной силы увеличения, и после продолжительных опытов мы пришли к заключению, что утром, когда солнце было впереди нас, лучшие результаты достигались 10-кратным увеличением, тогда как после обеда, когда лучи падали сзади, выгоднее было применять более могущественное увеличение. 30-кратное увеличение редко находило применение. Одинаковые телескопы иногда значительно разнятся между собой. Некоторые дают мягкую, приятную, не утомляющую глаз, картину, другие того же типа и изделия, наоборот, — резкую и неудовлетворительную. Большинство ловатцев привезли с собой собственные телескопы Росса — на мой взгляд наилучшие из всех.

В области тылового наблюдения одной из самых интересных вещей — было наблюдение железнодорожных переездов. Пристрелка по каждому из них, конечно, была уже сделана заранее, и на обязанности наблюдателей лежало следить за движением поездов; когда поезд останавливался на одном из таких переездов, и по обеим сторонам полотна на дороге происходило скопление людей и повозок, — наблюдатель вызывал батарею. В таких случаях нескольких удачных попаданий было достаточно, чтобы нанести противнику тяжелый урон.

В одном из корпусов был введен интересный и весьма целесообразный способ записи наблюдений. Предположим, что корпус имел 5 наблюдательных постов, каждый с особым названием, например: тигр, лев, леопард, пума, ягуар[23].

В Штабе корпуса, на громаднейшем столе, была разложена карта данного участка с отмеченными на ней этими пятью постами. Журналы наблюдателей ежедневно представлялись в Штаб корпуса, где все более важные наблюдения заносились на этой карте, таким образом, что все наблюдения с поста Тигр — отмечались красными чернилами, с поста Лев — фиолетовыми чернилами и т. д., так, что карта давала в любое время исчерпывающую картину наблюдений за последнее время, скажем, за неделю. Нередко случалось, что два смежных поста доносили об одном и том же замеченном каждым из них на общей границе своего участка.

Хороший наблюдательный пост считался неоценимым богатством участка, и горе наблюдателю, когда он обнаруживался противником. Один такой пост находился в расстоянии не более 300 саженей от линии германских окопов. Наблюдение из него велось уже более 4 месяцев, и он все время оставался незамеченным. Однажды в Штабе корпуса произошла какая-то перемена, и вскоре на пост прибыл молодой капитан из Штаба и заявил, что ему приказано принять этот пост.

К счастью, на посту в это время находился сам офицер — наблюдатель баталиона, кстати сказать, малый колоссальнейшего роста, который и обратился к капитану со словами: «Милостивый Государь. Есть два способа принять от меня этот пост. Первый — принести мне письменное предписание за подписью Начальника Разведки корпуса. Это правильный и законный способ. Другой более простой будет — вышибить меня отсюда. Который способ вы предпочитаете?». Так как сказавший это был почти в сажень ростом при соответствующей мускулатуре — дальнейших попыток завладеть постом не было. Я поневоле задерживаюсь на теме о наблюдении, так как она дает такое множество интересного материала.

Бесконечная, однообразная позиционная война лишила нас почти полной возможности видеть когда-либо немца, а потому заглянуть с поста при помощи телескопа в его жизнь, в тылу — казалось нам большим наслаждением. Неоднократно офицеры говорили мне, что им страшно хотелось бы побывать на короткое время в немецком тылу и хотя бы вскользь ознакомиться с его жизнью. Я всегда в душе соглашался с ними, а телескоп давал мне возможность составить себе картину значительной части повседневной жизни за германскими окопами. Рано утром, однажды, когда я работал в школе 1-й армии, нужно было показать вновь прибывшему из Англии унтер-офицеру германские окопы. Мы отправились на позиции и выползли лесом на бугорок, дававший великолепный вид на позиции. Этот бугор представлял собою идеальный пункт для наблюдения и раньше здесь стояли три поста, но, как случалось частенько, вновь прибывшей дивизии понадобились некоторые материалы для каких-то построек, которые и были взяты оттуда, чем, конечно, эти посты были выданы немцам. Пребывание на этом бугре поэтому было отнюдь не безопасно, ибо никто не мог знать, когда немцам вздумается открыть по нему огонь.

В описываемое утро солнце взошло ясно и величественно, озолотив местность своими первыми лучами, и несколько смягчило грустную картину всеобщего опустошения, так как повсеместное разрушение на фронте во второй и третий год войны производило на зрителя жуткое и подавляющее впечатление. Мало было красивых мест, в особенности в этой части фронта, но в это утро воздух был полон особой неги, и душа человека радовалась жизни. В наш телескоп мы вскоре могли разобрать кой-какое движение за германскими окопами. Движение было мирное — резервисты носили пищу в больших котлах. Впереди нас не очень далеко было маленькое возвышение, видимо, укрепленное бетоном. К нему подошли два немца, неся через плечи наполненные два больших котла, и вскоре подошло их еще четверо. Вскоре все скрылись в блиндаже. Я сказал офицеру, бывшему с нами, что блиндаж следовало бы обстрелять артиллерией, на что он ответил мне с улыбкой: «Мы пробовали несколько раз, но ничего не выходит. Легкие снаряды просто дают рикошеты. Наша артиллерия пристрелена к этому месту, так что при первой надобности мы пустим в ход тяжелые гаубицы».

Некоторые из таких укрытий действительно поддавались лишь огню наших тяжелых орудий. Без сомнения полезно иметь такие пункты, где можно укрываться от артиллерийского огня, но и нужно знать, когда выходить из них и не просиживать под землею слишком долго. Много немцев было спасено, благодаря блиндажам, но еще больше, я считаю, погибло таких, которые не вышли вовремя и были в конце концов засыпаны обломками блиндажа, разбитого нашими снарядами.

Но вернемся к тому дню.

Пребывание на бугорке осталось навсегда, без особой причины, одним из моих самых живых воспоминаний о войне, вероятно, вследствие окружавшей нас тишины, дававшей возможность наблюдать, как противник спокойно исполнял свою работу.