Способ обучения снайперов определять силу и влияние ветра должен быть одновременно простой и точный, так как самые лучшие снайперы, прибывавшие к нам в школу, в этом отношении проявляли большую неопытность. Лучше всего это проделывалось на стрельбище, причем один из наших сотрудников находился во время стрельбы в блиндаже у мишеней и оттуда показывал места попаданий, в то время, как весь класс следил в телескопы. Этот способ заключал еще то преимущество, что, при помощи его, снайперы наглядно видели, что представляет из себя отклонение в два фута на расстоянии в шестьсот шагов. Так или иначе, обучать снайперов определять силу ветра можно лишь индивидуально.

В школе мы разделили силу ветра на шесть степеней: слабый, умеренный, свежий, сильный, очень сильный и ураганный; ясно, что главное затруднение составляли первые три степени, т. е. слабый, умеренный и свежий. Наш тир имел то преимущество, что на нем почти беспрерывно дул ветер, так что учащиеся могли в любое время сами упражняться в стрельбе.

Ночная стрельба и наблюдение при лунном свете, а также некоторые другие упражнения, подробности которых читатель найдет в приложении в конце книги, дополняли наши занятия в школе; как я уже говорил ранее, каждый учебный день обязательно заканчивался спортом, вначале играли в бэсбол и крикет, а впоследствии, когда штат школы увеличился, у нас была своя отличная команда футболистов.

В июне 1917 года, было назначено совещание заведующих школами снайпинга, наблюдения и разведки; здесь я впервые познакомился с руководителями школ других армий: тут были подполковник Склетер (2-й армии), майор Пемберти (3-й армии), майор Мичи (5-й армии) и майор, заведовавший школой 4-й армии. Все они пользовались отличнейшей и вполне заслуженной репутацией во всей британской армии.

Мы постоянно подчеркивали в школе необходимость немедленных и решительных действий, как только будет замечено что-нибудь необыкновенное или подозрительное. Я поясню свою мысль следующим примером.

Как-то раз я получил приказание отправиться в один из баталионов на передовой линии для осмотра снайперских постов и поверки прицелов. По недоразумению телескопические винтовки баталиона оказались в передовом окопе, так что мне пришлось продемонстрировать кое-какие приемы на своей собственной винтовке.

В то время я стрелял из Маузера 0,35-дюймового калибра, для которого, разумеется, требуются специальные патроны. По окончании лекции, пользуясь еще оставшимся дневным светом, я отправился на передовую линию через большой темный лес. По нему проходила просека с железнодорожной линией, пересекаемая нашими и германскими окопами, из леса я вышел на просеку, где у нас был пост; в этой же просеке, на расстоянии около четырехсот шагов, германцы также имели свой пост. Четыре или пять рядовых — германцев, все без телескопов, были заняты наблюдением, и когда я выглянул в свой телескоп, то заметил и офицера, стоявшего во весь рост и, видимо, руководившего какой-то работой. Я сейчас же взял свою винтовку из рук вестового, но тут оказалось, что он не захватил с собой патронов.

Хотя я совершенно ясно видел германского офицера в телескоп своей винтовки, но было уже слишком темно, чтобы рассчитывать на успешный выстрел из обыкновенной винтовки с открытым прицелом, за которую я, было, сначала схватился, но в свой телескоп я различил, с достаточной уверенностью, какая именно работа производилась немцами, — очевидно, устанавливали траншейное орудие как раз напротив нашего поста — я ясно различал движение людей и то и дело взлетавший в воздух песок.

Вскоре наступил полный мрак, и я отправился с поста в Штаб баталиона, где и познакомил соответствующее начальство с положением дел. Но, к сожалению, я должен сказать, что, несмотря на самое определенное заявление с моей стороны, что немцы устанавливают миномет с очевидной целью разрушить наш пост на следующий же день, командир баталиона не принял никаких мер чтобы своевременно ликвидировать эту опасность. В результате, наш пост был разрушен не без потерь с нашей стороны.

В этот вечер счастье было, видимо, на стороне немецкого офицера, так как, имей я при себе маузеровские патроны, он бы, я это могу сказать определенно, не кончил своей работы, так как мне было известно точное расстояние по карте, и я знал бой своей винтовки с точностью до дюйма.

«Кто у вас на носилках?»

— Мистер Гаррисон, он убит. Приземистый рыжий офицер остановился у носилок, приподнял угол одеяла и быстро опустил его обратно.

«Чорт бы побрал эти остроконечные пули», сказал он рассеянно и как бы разговаривая сам с собой. — Голова его уже была занята решением новой задачи.

«Где это случилось?»

— В таком-то окопе. Это дело снайпера Вилибальда.

«Когда?»

— Немного позже девяти. «Кто был с ним?»

— Унтер-офицер Смолл.

Офицер повернулся, а партия с носилками продолжала свой путь. Несколько секунд он стоял, провожая глазами носилки, в то время как мысли его от ужасного действия остроконечной пули, выпускаемой с начальной скоростью в 3000 футов в секунду, постепенно перешли к снайперу Вилибальду, его таинственной личности и пагубной для нас работе. Британские солдаты имели обыкновение давать прозвище каждому германскому снайперу, работа которого производила на них впечатление. Фриц — имя, присвоенное каждому немцу; но как только он выделяется чем либо, он получает собственное прозвище. Таким образом, наша армия знала своих Адольфов, Вильгельмов, Синих Бород и сотни других. Вначале, благодаря стараниям герцога Ратиборского, собравшего все спортивные телескопические винтовки Германии (немецкая предусмотрительность доказывается тем фактом, что большая доля этих винтовок была по калибру тождественна со строевой военной винтовкой) — германский снайпер был настоящей казнью Египетской для наших частей, вооруженных лишь винтовками с открытым прицелом. Позднее, мы справились с этим бедствием; но во время описываемого происшествия исход борьбы между немцем и нами был еще неизвестен.

Наконец, офицер повернулся и медленным шагом направился вдоль окопа к ротному командиру. У входа в блиндаж молодой подпоручик разряжал винтовку.

«Здравствуй, Билль», — сказал офицер. «Что это за винтовка?»

— Моего вестового.

«Что ты делал сейчас с нею?»

— Вилибальд убил Гаррисона выстрелом в голову, и я…

«Не надо, оставь».

— Почему?

«Ты когда-нибудь стрелял из этой винтовки?»

— Нет.

Рыжий офицер окинул своего товарища взором.

«Чудак — ты. Вилибальд достаточно уже насолил нам. Он сидит там», — он указал неопределенным движением руки в сторону немцев, — «В каком-нибудь посту, как у Христа за пазухой, и имеет хорошую телескопическую винтовку, которую он знает до доли дюйма. А ты его только ищешь и хочешь убить его из винтовки, которой ты не знаешь до сажени. Чудак ты!»