Сержант с уважением поглядел на меня, на пакет и, вновь запоздало козырнув, отрапортовал:

– Я провожу вас, господин лейтенант.

– Штаб далеко?

– Никак нет, здесь поблизости. Там на холме, – он махнул рукой в сторону довольно высокого пригорка. – Деревня Заселье. – Вернее, он выговорил на итальянский манер «Заселли», но этого мне было достаточно, чтобы напрячься. Как же Заселье, если должно быть Засижье? Вроде бы ничего серьезного, не одна деревушка, так другая. Но все же. Порою с едва заметных мелочей начинаются глобальные расхождения. Как в старом детском стишке: «Не было гвоздя, подкова пропала. Не было подковы, лошадь захромала. Лошадь захромала, командир убит. Конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузне не было гвоздя».

А тут не кузня, тут целая деревня. Впрочем, не может такого быть, чтобы в кузне не было гвоздя, их там и производят. И сохраняя вид устало-безразличный, я все же в душе продолжаю волноваться аж до самой деревеньки. Вроде та самая, вот и каменная церковь Покрова, вернее, то, что от нее осталось.

Колонна Понятовского как-то миновала этот населенный пункт, не сбавляя шагу, зато вот лихая кавалерия Мюрата решила устроить себе здесь достойный отдых с огнями и фейерверком. Чего ж не устроить, если барское имение тут считается одним из самых красивых в Смоленской губернии? Вот как раз до момента, пока Мюрат из этого Заселье-Засижья не ушел, и считалось. Теперь тут самое время снимать фильм о каких-нибудь призраках, вурдалаках и других неупокоенных мертвецах. Ан нет, и о съемках фильма тут не подозревают, даже капитану Люмьеру и его сыну ничего подобного на ум не приходит. И съемочная площадка не готова к приезду актеров, нынче в барском доме с выбитыми окнами, выкорчеванными дверями и сожженным в печах драгоценным паркетом гостит персонаж куда более крупной исторической драмы. А раз так, значит, надо быть ему под стать.

Темные провалы окон господской усадьбы были затянуты от ветра конскими попонами. Правда, лишь там, где расположился непосредственно вице-король Италии. Хотя ни в доме, похожем на замок, ни в примыкавших к нему крыльях флигелей не сохранилось ни единого застекленного окна, на остальные свободных попон не хватало. Стылый ветер гулял по некогда роскошным комнатам, а на месте изысканных паркетов стояли лужи, и далеко не всегда это была вода. Ошибку с названием по дороге мне удалось разрешить. Ошибка глупая, чтоб не сказать дурацкая. Засижьем деревню назовут лишь спустя несколько десятков лет. Пока же она и вправду Заселье. А до того по имени первого хозяина она и вовсе называлась Васильевской. Ну да это все ерунда, если только не считать, что при случае гусары Чуева будут искать несуществующее Засижье. Однако до этого часа было еще далеко, а вот к возможному разговору с принцем Эженом Богарне стоило подготовиться.

Усталый, не выспавшийся адъютант штаба корпуса лейтенант Фонтана, выслушав рапорт караульного начальника, кивнул, будто отвлекшись на мгновение от сна с открытыми глазами, и недоуменно уставился на меня так, будто я соткался из воздуха, из пронизывающего ледяного ветра, воющего в коридорах усадьбы. Я протянул ему опечатанный пакет, сообщив, что он был направлен его высочеству две недели тому назад и маршал Понятовский настаивал на его сугубой важности.

– Две недели тому назад, – повторил Фонтана и закашлялся. Надетая поверх мундира богатая медвежья шуба висела на нем церковным колоколом. Должно быть, прежний хозяин был куда выше и дороднее. – Две недели тому назад это почти в другой жизни, любезный пан Зигмунд. – Он кинул на меня сочувствующий взгляд. – Вы чаю хотите? Настоящего, правда, нет, однако местные жители заваривают какие-то листья. Ничего, согревает.

Я глядел на француза с невольной жалостью. Жить ему оставалось всего несколько дней. Он должен был погибнуть вскоре после того, как лишенная надежды Великая армия устремится прочь из разоренного Смоленска. Когда тяжелое изнурительное отступление превратится в бегство, когда тела замерзших бойцов станут бросать в дорожные ямы, чтобы такими импровизированными помостами обеспечить провоз артиллерии, зарядных ящиков и тяжелых фур обоза бегущей из ограбленной Москвы армии. Очень скоро, но еще не сейчас император прикажет бросать фуры, чтобы сохранить упряжных коней для артиллерии. Затем едва ли не все имущество Великой армии будет валяться в придорожных кюветах, зарастать илом на дне рек и озер или ждать новых хозяев в тайниках.

Этому лейтенанту повезет больше: он рухнет, скошенный пулей, при отражении очередной атаки казаков и будет похоронен, едва ли не последний в четвертом корпусе, кто будет похоронен по воинскому обычаю. Пожалуй, умри он сейчас, мало что в истории изменится. Но пока что его жизнь мне не мешает. Скорее наоборот, находясь на своем посту, лейтенант Фонтана добавляет обыденности в мой далеко не обычный визит. Так что адъютант поднес было уголок пакета к шарахающемуся из стороны в сторону огоньку оплывшей свечи. Он прав: все эти донесения уже годятся только на растопку.

– Эти черти Мюрата мало того что разбили и загадили то, до чего дотянулись, еще и спалили все дрова, – пожаловался он. – Так что приходится валить парковые деревья, они промерзли, отсырели, горят плохо. Не хочу вас огорчать, пан Зигмунд, но вы зря рисковали головой. Если хотите, ступайте на второй этаж, там квартируют офицеры штаба. Не бог весть какие удобства, но все же не во дворе.

– И все же пакет должен попасть к адресату, – выхватывая бумагу из огня, жестко отрезал я. – И еще, – я потянул с пальца серебряный перстень, некогда позаимствованный в Москве у мертвого лейтенанта Сореля, – прошу вас передать вот это его высочеству и сказать ему, что я настоятельно прошу скорейшей встречи с ним.

Дед был прав, как всегда прав. Я по сей день помню этот разговор. Все началось с того, что, совершая верховую прогулку по округе, прежде никогда мною не виданной, он то и дело указывал на какой-нибудь пригорок, овраг или перелесок, требуя указать удачные и неудачные стороны позиции, охарактеризовать возможности действовать в конном и пешем, сомкнутом и рассыпном строю. Дальше речь зашла об укреплении позиций, позициях артиллерии, об использовании строений, и дальше как-то сама, а быть может, мне только показалось, что сама, беседа свернула на строителей иного рода – вольных каменщиков. В течение двух, от силы трех минут я поведал ему все, что знал на эту тему. Он глядел на меня, чуть улыбаясь, будто забавляясь моими утверждениями об их роли в современном мироустройстве, о попытках захватить власть над миром.

– Тараканы, – вдруг произнес он.

– Что тараканы? – Я замер и удивленно поглядел на Деда.

– Тараканы, – пояснил он. – Обоснуй мне, пожалуйста, идею захвата мира разумными тараканами. Требований всего два: это должно быть убедительно и это не должно быть проверяемо без отдельных серьезных исследований.

Я несколько замялся, стараясь вообразить себе логическую цепочку доказательств столь нелепого, чтоб не сказать абсурдного заявления. Дед лишь насмешливо скривил губы и выдал мне стройную всеобъемлющую теорию с множеством ссылок на известные имена и неведомые публикации. Так что очень скоро мне стало понятно, кто виною всех бед, происходивших в мире, начиная с грехопадения праматери Евы.