Когда же лингвистические опыты Дэну надоели, он прозвал Леонида «Ленькельсоном» — и это прозвище к Леньке прилипло. Правда, получилось длинным, и не каждый являлся поклонником фонетических тренировок и логопедических занятий, так что Витя Поржиков, называемый не иначе как «Поржик, дай коржик», постепенно направил все юмористические стрелы от себя на Фринзона, для краткости переделав его прозвище в просто «Кальсон». Так и обращался: «Привет, Кальсон». Ну, или «Панталон» под настроение. Тут уж Ленька и вправду пообещал набить всем морду.

У него то смеха ради просили деньги взаймы, обещая «хорошие проценты», то спрашивали, как идут внешнеполитические дела у Шимона Переса.

Но потом к нему привыкли, и со временем донимать перестали, хотя главным катализатором для такой перемены явился один неприятный случай. Правда, начиналось все, как обычно, достаточно весело.

Во время очередного мозгового штурма, когда в кабинете у Слепчука собрался весь отдел и Олег Мерещенко стал тоскливо поглядывать на часы, осознавая, что время желанного обеда неумолимо отодвигается в туманные дали, заметивший это здоровяк Ваня Коренев не выдержал, и обратился к начальнику:

— Семен Сергеевич, отпустите на обед?.. — и добавил тихо, но с отчаянной надеждой: — А?..

— Да вы что! — сверкнул глазами подполковник. — Хочешь сказать, если вам дать выйти, через час сюда хоть кто-нибудь вернется? Дудки! Вопрос срочный. Сидим, работаем. Закончим, иди жри.

— Мы можем закончить, — подал голос Степнов, — что через час, что через пять. Вопрос не только срочный, но и сложный.

— Тогда, — встал во весь свой 165-сантиметровый рост Слепчук и потянулся, — давайте зашлем кого-то в ближайший магазин за какой-нибудь фигней, да прямо здесь быстро перекусим. В американских фильмах полицейские и следаки только и делают, что на рабочем месте пьют кофе и жрут сэндвичи. Чем мы хуже?

— А кто пойдет? — спросил практичный Роман. На улице стояла несусветная жара, и вырываться из-под ласковых прохладных волн командирского кондиционера вовсе не хотелось.

— Кинем жребий! — проявил присущий ему азарт Поржик.

— Да ну вас! — сказала Женя, и тут же непроизвольно зевнула, но быстро прикрыла рот ладошкой. — Я схожу, все равно я половины из того, о чем вы тут спорите, не понимаю. Что покупать?

— Да гамбургеры и чизбургеры в «Макдоналдсе», — решительно заявил проглот Фринзон. — Еще будем тратить время, бутерброды тут нарезать.

— Правильно, правильно, — подвел черту Семен Сергеевич. — Каждому по два. А чай-кофе у нас свои есть.

Пока ребята доставали кошельки и отсчитывали деньги, уже вышедшая из-за стола Евгения повела плечами и вдруг высказалась:

— Нет, ну как вы можете эту гадость есть, я не понимаю! И без своего раздельного питания я на эти какашки смотреть не могу!

— Ну, ты так не говори, — тут же возразил Коренев. — Я, например, каждое утро проплываю три километра, четыре раза в неделю хожу в зал поднимать железки, и это не считая наших нормативов. Поэтому, чтобы я не ел, не прибавляю ни грамма.

Глядя на косой аршин в Ваниных плечах, в сказанном трудно было сомневаться.

— Да при чем тут вес! — парировала эксперт-криминалист. — Это же — сплошные яды! Вы ведь по собственному желанию их себе в организм засовываете!

Этот спор стал напоминать Роману слышанную как-то дискуссию дворовых алкоголиков. Заглотнув из пластиковой бутыли литр желто-зеленого самогона, изготовленного на основе картофельных очисток, куриного помета и дихлофоса, они принялись рассуждать о вреде заменителя сахара. И решили, что он весьма плох, ибо разрушает печень. Что нам, выпивающим через день и поглощающим чебуреки через два, Женька, твой здоровый образ жизни?

Корень, гордо пронесший полученный во время срочной службы обязательный морпеховский задор через все последующие годы, твердо ответил девушке:

— Яды, не яды, главное — спортом заниматься… — и, встретив направленный на него похвальный взгляд подполковника, не то что решил лизнуть зад начальству, но, так, обозначил намерение. С воодушевлением он продолжил: —…и не бухать! По мне, я так лучше помучаюсь со штангой, но съем борщ и кусок жирного мяса, чем стану сидеть на немощной диете, поглощая все твои пророщенное просо, хлеб из отрубей и этот, как его… сельдерей!

Мужики одобрительно загудели.

— Подожди! — вдруг встрепенулся Ленька. — Не надо так про сельдерей! — заметив, что от него немо ждут пояснения, продолжил: — Еду я недавно в машине, слушаю радио, и тут вдруг на «Серебряном дожде» рассказывают о пользе сельдерея. Мол, ни углеводов, ни белков, одна клетчатка, в организме ничего не остается. Ну, я похихикал, однако, тем же вечером я оказываюсь в гостях у… — тут его щеки чуть порозовели, — одной девушки…

— Ну? — дружно заинтересовались присутствующие, исключая сморщившего гримасу и посмотревшего на часы Слепчука и картинно вздохнувшего криминалиста.

— И чем она меня угощает? Сельдереем! Но как она его приготовила? Я смотрю — ну это же трава! Я, там, бычок, козлик — это есть? А она в воду пароварки добавила пару чайных ложек соевого соуса, потом поперчила-посолила, приготовила, поставила на стол, и рядом — глубокую чашку со сметаной. Значит, берешь половинку или треть стебля, окунаешь в сметану и… — тут Фринзон зажмурился, — мама дорогая! Это же просто смерть под парусом!

— Женя! — громко произнес подполковник, пока ребята хихикали.

Когда девушка сделала шаг к столу, чтобы взять собранные деньги, Поржиков внушительно скомандовал:

— Всем по гамбургеру и чизбургеру, а Леньке — сельдерея!

Мужики довольно заржали.

— Хорошо, — ничуть не смутился младший товарищ, — только не забудь тогда соевый соус, сметану, пароварку и… — тут он сделал нарочитую паузу, — девчонку!

Ну, тут уж хохот стоял громовой. Пошутили вроде, и ладно, но когда утром следующего дня Фринзон пришел на работу, на его столе красовался прозрачный пакет с пучком сельдерея из ближайшего продуктового. Такой старый пучок, с желтыми подвявшими стеблями, с грязью у корней. Ленька улыбнулся и оторвал приколотый степлером к упаковке лист бумаги формата А4 с напечатанными стихами, плодом коллективного творчества. Присутствовавшие рядом Степнов и Поржиков ждали очередного веселья, но просчитались. По мере того, как Фринзон изучал текст, выражение его лица менялось к худшему. Написано было следующее:

От Невы до Енисея

Нету круче сельдерея!

Это — лучшая еда!

С ним здоровье — хоть куда!

Доживаешь до ста лет!

Ну, а главный тут секрет —

Обожрешься сельдереем —

Перестанешь быть евреем!

На глазах приятелей побледневший Ленька медленно-медленно несколько раз сложил этот листок, сунул его в карман, потом взял пучок и метров с двух зашвырнул его в стоявшую в углу корзину для бумаг.