— Здравия желаю, Семен Сергеевич.

— Я на даче, сын в Интернете сидел, пришел, порадовал — Фринзон теперь телезвезда. Меня сутра поставили в известность о двойном убийстве, но какого хрена комментатор что-то там о маньяках лепит?

— Это Леонид такое сказал?

— Нет, ведущий.

— Ну, у телевизионщиков свои каналы информации, уже кто-то из ментов слил. Убийство и вправду зверское.

— Завтра в девять с докладом ко мне. Маньяков нам еще не хватало.

— Есть.

Не успел насыпать кофе в чашку и дойти до кулера, как позвонил Ленька:

— В квартире мы все закончили.

— Быстро.

— Я приеду, расскажу, есть тут тройка клубов на примете.

— До кого дозвонился?

— До пары человек. Сегодня приехать никто не сможет, только завтра.

— Но хоть какие-то названия у нас есть?

— И названия, и адреса — только слишком много.

— То есть особенных предпочтений не было?

— Нет, тусовались везде, где только можно.

— Ну давай, жду.

Мерзкий кофе. В смысле, не идет. Может, пока Ленька едет, сходить за кефирчиком?

Фиг тебе, надо дело заводить, бумаги собирать, записи вести, протоколы перечитывать и подшивать, да в компьютер забивать. Волокита, но без нее — никуда.

После второй чашки влетел Ленька с вещдоками.

— Чем порадуешь? — спросил его Петрович.

— Ну, тех, до кого дозвонился, вызвал на завтра побеседовать.

— А сегодня не могут?

— Или не хотят.

— А по телефону что сказали?

— Что девчонки любили ходить в «Рай», а еще и в «Зону», и в «Маяк», и в «Виолетту».

— Довольно непохожие заведения.

— Я и говорю — куда угодно.

— Тогда готовься вечером прочесать злачные места — ты же любитель.

— Да ну тебя…

— Женька в лаборатории?

— Да, сказала, позвонит, как будет, что сообщить. Сегодня дежурит судмедэксперт Яков Иосифович…

— А, Шварцман? Земеля?

— Пошел ты… Он же повернутый, ты знаешь, сразу трупы потрошить начнет, не откладывая, так что результаты скоро будут.

— Твой повернутый нам последнюю экспертизу месяц делал.

— Ну, будь объективен, там у трупа — пять пулевых ранений из двух видов оружия, а трасология — это тебе не следы от зубов.

— Ему это просто не было интересно.

— Конечно, наемные убийцы — ему скучно. А маньяки — это его конек. Он сам маньяк. Нормальный человек будет выбирать себе профессией ковыряние в трупах?

— Мы тогда тут все больные. Как там хозяйка?

— Задолбала. Быстро она что-то оклемалась. Москвичей и так испортил квартирный вопрос, а тут еще и рыночные отношения. Все спрашивала, когда ей снова хату можно будет сдавать. Я ей — до окончания следственных действий желательно не сдавать, да и вы получили ведь за месяц вперед, это вас не должно волновать. Она — «а-а-а, ремонт делать надо, на него уйдут все деньги, паркет придется менять, обои»…

— Ну да, — усмехнулся Петрович. — Сдала, допустим, она жилье молодой семье — муж, жена и младенец. Супруга мебель по фен-шую расставила, стол под одним углом, кровать — под другим, колокольчики звенят, цветочки стоят, крышка унитаза всегда закрыта — чтоб энергия в канализацию не уходила, а тут вдруг звонок в дверь — стоим мы с тобой и маньяк в наручниках. «Здравствуйте, в чем дело?» — «Мы из прокуратуры, пришли следственный эксперимент проводить, в данной квартире сей дядя двух юных женщин загрыз до смерти, а кровищи-то было, кровищи! И пол, и стены — все было заляпано. Но вы не бойтесь, мы быстро». Как думаешь, обрадуется новая квартиросъемщица открывшейся свежей ауре?

— Несомненно, — засмеялся напарник.

Роман встал со стула, походил туда-сюда по комнате.

— Ладно, — произнес он, — подшивай протокол, да пошли перекусим.

Спустя пять минут они уже шагали через двор в направлении местной «тошниловки» — чебуреки, куры-гриль. В летнюю пору Петрович есть мясные блюда не рисковал — условия хранения птичьих тушек в жаркую погоду соблюдать тяжело, а это тебе не две мишленовских звезды, а обычная кавказская забегаловка, но суп-харчо всегда съедал с удовольствием. По крайней мере, есть надежда, что в процессе варки зловредные бактерии убиты. Ленька же уплетал все подряд — молодой организм с микробами справлялся легко.

На их пути во дворе дома ребята лет одиннадцати-двенадцати играли на лавочке в карты, двое на двое. Один из них порадовался за партнера, с размаху побив карту соперника с криком:

— Сереня, красава! Зырь, пошла маза!

«Да, — подумал Роман, — уже видно, кто из мальчика вырастет. Привет родителям».

Устроившись за столико с едой, Леонид сверкнул взглядом и предложил:

— Может, того, по рюмашке?

— Блин, — Петровича передернуло, — совесть имей. Скоро отец жертвы подъедет, а мы перед ним будем с красными влажными глазами сидеть.

— Да я по одной предложил, — буркнул Леня. — Так, для аппетита.

— У тебя и так аппетит всем на зависть. Да и одной ты никогда не обходишься. Вечером будем с фотографиями девушек клубы обходить, там и шмякнешь, терпи.

К Леньке Роман относился, как старший брат. Но существовало несколько вещей, которые его всегда раздражали. Во-первых, эта морда могла накатить в любое время дня и ночи, но остаться трезвой. Да, краснело лицо, да, был запах, но оставались твердая речь и бодрая походка. Поводом, помимо «для аппетита», считалось все — «для настроения», «поддержать разговор», «расслабиться», «поймать волну» и прочее. Петрович как-то попытался за ним угнаться, но понял, что так дойдет до серьезного разговора с начальством, и это занятие прекратил и коллеге перестал позволять, чтобы не появилось рядом соблазна. Ленька вообще оказался на службе по одному ему понятным причинам, большого таланта к следственной работе не имел, и казалось, с легкостью поменяет одну работу на другую, а Роман своим местом дорожил.

Во-вторых — крайняя одержимость женским полом. Иногда собираешь показания очевидцев, а Леонид выберет самую симпатичную свидетельницу, смотришь — и минуту назад заплаканная девушка уже хихикает, а тот назначает ей свидание после окончания рабочего дня. Тут, правда, могла быть какая-то доля зависти, но достал, честное слово.

В-третьих, его необъяснимая, иногда ничем не мотивированная вспыльчивость. Однажды переходили в метро с одной ветки на другую, спешили, времени было мало — и ведь все по работе, пошли навстречу потоку, чтобы не оббегать кругом, и Леньке попался мужик из категории вечно ищущих вселенской справедливости. Такие, например, на шоссе займут левый ряд и едут, не пропускают, сколько ему дальним светом ни мигай — «я двигаюсь с положенной на данном участке трассы скоростью, а вы, нарушители, идите на фиг». А здесь, под землей, такой же гражданин не пустил его в узкий проход, попер вперед буром — мол, сначала я пройду, как положено, а потом уж вы, сукины дети. Фринзон на ходу, не убавляя шага, схватил дядю за шкирку, развернул и швырнул на пол — тот даже не сделал попытки подняться.