Оказавшись на диване, Сергей действительно почувствовал страшную усталость. Не физическую, а моральную, что ли. От переживаний, суеты, нервов, мечтаний…

Почувствовал – кто-то лёг рядом. Удивился, забеспокоился, но во сне. Стало казаться, что это пришла Ольга, с которой у него в Тобольске тянулась странная, унижающая его связь: Ольга раз в неделю-полторы давала знать, что хочет побыть вместе, а после бурной ночи теряла к нему всякий интерес на несколько дней и, когда Сергей заводил разговор о том, что нужно обсудить их отношения, смотрела на него с искренним недоумением: что обсудить? что ты вообще от меня хочешь? А потом снова манила, и он, злясь, ругая себя, бежал за ней, как кобелёк.

Но сейчас Ольга была желанной, доброй, надёжной; продолжая спать, Сергей радовался, что она пришла, она рядом. Всплыла, взбухла и разбудила мысль: но ты ведь не в Тобольске, какая Ольга.

Сергей сел и увидел Надю. Её блестящие в полутьме глаза.

– Ты что тут делаешь?

– Я с тобой хочу спать, дядя Серёжа, – сказала Надя. – Я тебя люблю.

– Тише! – Он соскочил с дивана и отошёл на пару шагов. – Сейчас же иди к себе.

– Я с тобой буду. Как мама и папа.

– Что?.. Нельзя.

– Мне страшно…

Никакого возбуждения у него, конечно, не было, но от недавнего ощущения, что рядом Ольга, трусы дыбились… Вот сейчас войдёт Славка…

– Иди, пожалуйста, к себе в кроватку, – повторил умоляюще. – Если папа увидит, он меня накажет.

– Как он тебя накажет, ты же большой, – ответила Надя, продолжая лежать.

– Он подумает, что я плохо себя веду… Пожалуйста, иди к себе.

Говоря это, Сергей взял со спинки стула джинсы и попятился на кухню. Там надел их, сел. Его трясло. От страха. Не мог поверить, что это действительно происходит. Что такое может быть… Ей же четыре всего… А где-то в глубине головы смеялись и плясали чёртики: «Может, может».

В комнате долго была абсолютная тишина, потом шевеление, шлепки по ламинату голых ног, короткий стук закрывшейся двери. Сергей выглянул из кухни, ничего не увидел, прокрался к дивану. Он был пуст. Не снимая джинсов лёг, свернулся клубком, подоткнул одеяло…

Процесс устройства на новую работу, увольнения со старой происходил непросто. Впрочем, нормально. На первые три месяца Сергея оформили по контракту, за это время он добился того, чтобы из Тобольска выслали трудовую книжку. На оставшиеся вещи пришлось плюнуть – приезжать самому было стыдно, а для отправки контейнера дорого, да и не такие уж богатства он там оставлял.

Втягивался медленно, постепенно – возраст не позволял всё схватывать на лету, – но в итоге стал полезным работником.

Комсомольский понравился: новый, чистый, разноцветный, с молодым и активным населением. Из тех северных городов, что создают уверенность в крепости страны.

Сергей много ездил, побывал в трассовых посёлках, полюбил сидеть у костра, слушать песни под гитару, рассказы трудяг-романтиков. Думал, такие люди были в шестидесятые – восьмидесятые, а потом или вымерли, или переродились, но вот, оказывается, они существуют. И не просто существуют, а действуют. Качают газ, заваривают разрывы труб, часто в пургу и мороз, едут на вахту в глухую тундру, где невозможно, кажется, и недели прожить, не то что работать… Он уважал этих людей и старался заразить уважением других. Для того, по сути, и существует пресс-служба. Чтоб люди знали.

С Седых не встречался. Звонил им, но разговоры получались сухие, короткие. То ли обиделись, что предал профессию, кинулся в бизнес, то ли Надя им рассказала про ту ночь…

В сорок три года Сергей похоронил маму. Квартиру оставил пустой, коммуналку оплачивал через интернет. И не зря не продал, не впустил жильцов – ещё через два года пришлось увольняться.

Жека к тому времени давно перебрался в Ханты-Мансийск, с Сергеем поддерживал связь, но далёкую от приятельской. Видимо, был уверен, что всё у того благополучно. Так оно и было, а потом благополучие кончилось…

Естественно, знал, читал, слышал о том, как выживают с места, устраивают невыносимую атмосферу, но, когда столкнулся с этим лично, – растерялся. И опыт не помог. Потрепыхался месяца два и написал заявление по собственному желанию. Освободил кресло для чьей-то то ли родственницы, то ли любовницы. Ещё и посмеивался: «Как в фильме прям». Как в каком фильме, вспомнить не мог, но сюжетец был явно изъезженный. А для него – новый, резанувший по самому сердцу.

Усталый, одинокий, будто выпотрошенный, с широкой плешью на голове, с брюшком, дряблым, потасканным лицом вернулся на родину. Скопленных денег – в Комсомольском мало тратил, квартира была служебная, столовая недорогая – хватало на то, чтоб скромно жить года три, не работая. Решил отдохнуть.

Спал, пытался читать, но то и дело отвлекался на интернет с его соцсетями, в которых он был молчаливым наблюдателем; манил к себе телевизор, хотя тут же раздражал обилием программ, набитых рекламой, нудными фильмами, крикливыми ток-шоу. Выключал, некоторое время лежал в тишине, потом подтягивал к себе ноутбук.

На улицу выходил лишь за едой – медленно, глядя под ноги, брёл к ближайшему «Магниту». Заставлял себя встряхнуться, повторял то мысленно, то шёпотом: «Тебе и полтинника нет. Чего раскис-то? Давай соберись». Не помогало.

Во время очередного похода столкнулся со Славкой.

– О! – Славка, румяный, ещё сильнее заматеревший, напоминавший кабанчика, удивился, обрадовался и одновременно, кажется, испугался. – Здорово!

– Привет, – на эмоции у Сергея не было сил. – Как живёте?

– Отлично. А ты?

– Так… В себя прихожу. Наметался…

Помолчали. Было холодно, но под ногами каша из снега и соли.

– Ты, эт самое, заходи.

– А можно?

Славка хохотнул:

– А почему же нельзя-то! Приходи, конечно. Только… Нас опять на шестидневку перевели – у детей такая программа, сам с ног валюсь, – поэтому в субботу вечером. Остальное время в мыле просто… Посидим, старое вспомним, расскажешь нам про экспедицию.

– Расскажу… Хорошо… Привет семье.

Одну субботу пропустил – выбраться из того омута, в каком находился, было трудно. В следующий четверг заставил себя позвонить. Договорились на шесть вечера.

Всю пятницу готовился: отмокал в ванне, скоблил себя вехоткой, брился так тщательно, будто предстоял выход к прессе, сходил в парикмахерскую, гладил костюм – почему-то решил идти в костюме, а не в обычных для себя джинсах, свитере… Перед сном выпил три таблетки персена и хорошо, глубоко поспал.

В субботу снова брился, рассматривал себя в зеркале. Выдернул торчащие из ушей и носа волосы, долго пробовал, какая причёска лучше, и вернулся к прямому пробору по моде восьмидесятых. Хотя это смешно, конечно, особенно сзади. Он видел фотографии, где был снят со спины, – начёс с пробором, а ближе к затылку розоватая голая плешь…