– А, чего уж теперь! – отмахнулся, бросил массажку на полку.

Купил две бутылки сухого красного, сока, долго выбирал торт. Разглядывал цветочки и завитушки из крема, читал состав. Точно утонул в этом процессе. Очнулся, всплыл, взял первый попавшийся. Какой-то шоколадный.

Припоздал – подошёл к нужному дому в начале седьмого. Уже стемнело.

Поднялся на третий этаж, постоял перед дверью Седых. Дверь была всё та же – стальной лист с приваренной ручкой и щелями замков. Устанавливали такие торопливо в девяностые, когда началось массовое воровство. Потом многие сменили их на более цивилизованные, из магазинов, с обивкой, а Седых не сменили. Значит, с достатком у них не очень.

Щёлкнуло, и свет погас. Сергей мгновение был уверен: его ударили сзади по голове, и он потерял сознание, ослеп. Но вот выступили очертания стен, дверей, плитки на полу. Понял: свет отключился, потому что он не двигался.

– Прогресс, маму вашу, – бормотнул и нажал кнопку звонка; с той стороны заиграла мелодия «Подмосковные вечера».

– Здоров-здоров, – принял у него торт и пакет Славка. – Мы уж заждались.

– Извините…

– Приветик! – появилась в прихожей Юлька; она стала совсем тётенькой – пышная, краснощёкая, большую грудь то ли подчёркивал, то ли скрывал цветок-бант. – Разболакайся!

– Что?

– Ну, раздевайся по-сибирски.

– А? Никогда не слышал.

– Да? Ты ж там столько лет…

– Тобольск с Комсомольским давно уже к Уралу пристёгнуты. Так что сибирские слова там неактуальны.

Посмеялись. Сергей присел, расшнуровывая высокие ботинки.

– Надюш, – позвала Юлька, – иди поздоровайся с дядей Серёжей!.. – И ужаснулась: – Это ж сколько мы не виделись?

– Ну так, полноценно, – семь лет. Вы на мамины похороны приходили со Славкой – я видел, спасибо… но не до общения было…

– Да-да, помню, конечно, Серёж. Извини, что быстро ушли, – очень было тяжело… Обалдеть, как время летит – семь лет. Вот глянь, – Юлька подвинулась, пропуская высокую, почти с неё ростом, девушку, – узнаёшь?

– Надя?

Сергей честно её не узнавал. Действительно, вошла девушка.

– Привет. Я дядя Серёжа… – Он кашлянул. – Сергей Андреевич. Помнишь?

– Здравствуйте, – вежливо ответила Надя. – Извините, не помню.

Сергей внимательно посмотрел на неё, пытаясь заметить то короткое выражение, какое бывает у подростков, когда они говорят неправду. Не заметил.

– Я пойду? – Надя повернулась к маме и ушла.

– И сколько ей? – тихо, недоумевающе спросил Сергей.

– Двенадцать. Не поверишь, да? Вот они теперь какие. А на самом-то деле ребёнок ребёнком… Так, идём за стол.

Тот же стол, та же скатерть на нём, с золотистым орнаментом типа древнегреческого меандра, та же посуда, мебель, шторы… Сергею стало так хорошо и грустно, что глаза защипало.

– У меня коньяк есть, – сказал Славка.

– Давай лучше вина. Двух бутылок хватит ведь…

– Ну, если не хватит – кониной усугубим.

Снова немного посмеялись.

– Надь, готово!

Из своей комнаты вышла Надя, присела, деловито наполнила тарелку оливье, пюре, мясом и попросила:

– Можно я там?

– Ну посиди с нами, – попросил Славка. – Гость ведь… однокурсник наш с мамой. Тебя нянчил…

Надя искоса глянула на Сергея и стала есть, но через пару минут повторила:

– Я у себя, пожалуйста? Мы там в переписке.

– Пусть идёт, – разрешила Юлька, – всё равно ведь не даст покою.

– Спасибо!..

– Вот такие наши дела, – вздохнул Славка. – В школе воспитываем чужих, дома – свою.

– И как успехи? – сделав голос шутливым, спросил Сергей.

– Переменные. То мы их, то они нас… Ты рассказывай: надолго, какие планы?..

Может, от того, что давно не выпивал – все месяцы после увольнения не притрагивался к спиртному, боясь, что не оторвётся, – или из-за непривычно обильной еды – ел тоже мало, всё больше холодное, запивая чаем, – или из-за обстановки такой домашней, тёплой, от которой отвык, – довольно быстро потянуло в сон.

Сначала отвалился на спинку дивана, но активно участвовал в беседе, потом стал больше молчать, потом веки отяжелели и стали опускаться на глаза, и в конце концов задремал. Так сладко стало в дрёме, и тут же нечто хихикнуло внутри: «Как уличный пёс возле печки».

– Серёг, – затормошил Славка. – Спишь, что ли?

– Что-то да… Какой-то я стал… – Вспомнил стихи и процитировал, чтоб сгладить неловкость: – Ах, и сам я ныне чтой-то стал нестойкий, не дойти до дому мне с дружеской попойки…

– Если что – у нас заночуй. А то действительно.

– Нет-нет! Пойду. Я здесь, видимо, надолго. Так что – будем встречаться.

– Конечно!.. Надь, выйди, дядя Серёжа уходит! Попрощайся.

Появилась Надя, кивнула и без всякого выражения сказала:

– До свидания.

– До свидания, – машинально повторил за ней Сергей, и тут вспомнились её тот взгляд, взрослый, странный, глубокий. – Ты меня помнишь? Скажи, пожалуйста, – он услышал в своём голосе слезливую мольбу, – ты меня помнишь? А?

– Не помню, дя… Сергей Алексеевич.

– Андреевич, – почему-то шёпотом поправил Славка.

– Не помнишь? – Сергея захлестнула обида. – Не помнишь, как на коленях сидела, говорила, что любишь? Как пришла тогда?..

– Серёг, ты чего?..

– Не помню, – беспощадно пресно повторила Надя. – До свидания.

Не зашнуровывая ботинки, Сергей вышел из квартиры, ответил «Да-да» каким-то словам Юльки и Славки, сбежал по лестнице.

На улице было холодно. Сухой снег оглушительно хрустнул под ногами. За углом дома светилась, гудела и шипела автомобильными шинами широкая улица… Сергей потерянно, как оказавшийся здесь впервые, стоял на месте, не понимая, куда идти.

Мой тёзка посмотрел на часы:

– Давай, Беленький, понужай, двадцать минут осталось.

Белый вдавил педаль газа – старая, с остро-углым кузовом «японка» непонятной мне марки задребезжала, затряслась, как взлетающий самолётик. Кусты карагатника вдоль обочины замелькали быстрее, очертания гор стали изменяться заметнее.

Я был с дочкой, поэтому старался не проявлять особой тревоги. Но не выразить досады не мог:

– С одиннадцати до трёх продавать, летом тем более, – это издевательство. Как в Чечне.

– Пытаются оградить народ, – как-то рычаще, словно и он сам, подобно двигателю машины, работал на предельной скорости, отозвался Белый. – Спивается ведь.