Предчувствие подсказывало мне с утра что-то подобное, но я гнала от себя эти мысли, считая их безосновательными и вредными.

Теперь я напоминала себе боксера после нокаутирующего удара. Причем удар этот был нанесен ниже пояса, и меня нужно было уносить с ринга на носилках.

Давно я не чувствовала себя такой беспомощной. На сегодняшний день я знала каждого пассажира, могла с точностью счетной машины перечислить все предметы в их чемоданах и сумках, до конца путешествия оставалось совсем немного времени, а у меня не было даже сколько-нибудь обнадеживающей версии.

«Не уверен в успехе», — сказал мне перед отъездом Гром, но я тогда не восприняла его слова всерьез. Все казалось мне таким простым и понятным. Найти из семнадцати человек одного, если в запасе у тебя почти неделя!

По сути, задание можно было сравнить с поиском противника на коммунальной кухне, а весь этот вагон — с коммунальной квартирой средней плотности населенности.

Если на минуту забыть о том, что эта «коммуналка» за несколько дней пробежала несколько тысяч километров с огромной скоростью и пересекла чуть не весь континент, то задание представлялось на самом деле элементарным.

Казалось бы, чего проще? Двенадцать человек сидят по своим комнаткам «под домашним арестом». Не расследование, а «междусобойчик», как выражаются женщины у меня на службе.

Но этот междусобойчик оказался на поверку твердым орешком, и разгрызть его мне пока было не по зубам.

От отчаянья я решила еще и еще раз обдумать каждую кандидатуру и отделить тех, у которых было «железное алиби», от тех, кто доказал свою невиновность только отсутствием в его вещах нужных мне документов.

Семен и Тамара из первого купе на сегодняшний день уже и думать забыли и о поезде, и обо всей поездке в целом. У них сейчас другие проблемы, и вспоминать о них не имело смысла. Дай бог, чтобы операция в Орске прошла успешно, и всех им благ!

Борис Алексеевич занимался не менее серьезным заданием, чем я. И подозревать его сегодня было бы чистым безумием. На том же основании я могла порыться в собственной сумочке — не везу ли я по неосторожности с собой материал для японских спецслужб? Но до этого я еще не дошла и считала себя психически здоровой.

Санек вез во Владивосток партию кокаина, на которой собирался заработать не меньше, чем самый высокооплачиваемый работник спецслужб, и ему не с руки было рисковать ради каких-то нескольких сотен долларов. А больше за такую работу не платит ни одна разведка в мире.

Молодожены из девятого купе вообще решили не ехать до Владивостока, чем доказали свою абсолютную непричастность к этому делу. И слава богу, потому что они мне нравились, и было бы неприятно узнать, что эта милая пара промышляет подобным образом.

Итак, шесть из двенадцати подозреваемых располагали абсолютно железным алиби, и возвращаться к ним было бы пустой тратой времени.

Оставались еще шесть человек, которые были подвергнуты тщательному «досмотру», но это тоже ни к чему не привело.

Это был Толян, Андрон, Стелла, Владимир Иванович, Тимофей Георгиевич и Геннадий Родионович. Я обыскала их до нитки!

Что я в состоянии еще сделать? Куда они могли спрятать эти самые документы так надежно, что профессиональный секретный агент не смог их обнаружить? Не засунули же они их себе в…

Тут мне пришла в голову идея, навеянная вчерашними событиями. С недавних пор появились люди, которые за приличное вознаграждение выполняют роль «живых контейнеров» для наркотиков, перевозя их в своем желудке. Многие даже погибают от этого, когда упаковка растворяется внутри них.

Эта мысль вызвала у меня легкий приступ тошноты, но, в принципе, не заключала в себе ничего невозможного. В подобном случае курьер приезжал во Владивосток, принимал слабительное или делал себе клизму, и ему только оставалось сполоснуть недавнее содержимое своего желудка чистой водичкой и отнести японцам.

Коли так, то я должна была бы признать себя в данном случае абсолютно бессильной, потому что забраться к ним в желудки я была не в состоянии. Не резать же мне их в самом-то деле!

Я представила, как препарирую труп Владимира Ивановича на столе в собственном купе, и мне совсем «поплохело».

Еще раз просчитав возможности такого способа транспортировки, я вынуждена была признать, что они не могли его использовать. Проглотить четырехсотграммовый пакет с документами, может быть, теоретически и возможно, но изъять его из желудка в течение нескольких минут…

Посвящая меня в детали предстоящей операции, Гром обмолвился, что передача «посылки» должна была произойти ровно через полчаса после прибытия поезда, причем, судя по всему, где-то в районе вокзала. Об этом я узнала потому, что Гром с ходу отверг мое предложение «в крайнем случае» забрать документы при передаче.

— Никаких крайних случаев быть не должно, — строго сказал он. — Если японцы что-то почувствуют или курьер опоздает, то передача и груз будут потеряны для нас навсегда. Поэтому изъять посылку необходимо в поезде.

Поэтому я вынуждена была признать, что просто не смогла найти этих документов. То есть не смогла выполнить задания. Зашла в тупик.

Такой вариант был предусмотрен Громом. Он дал мне телефон и пароль, который я должна была произнести в этом случае: «Багира в отчаянии». Я не знала, кто должен был услышать эти слова, но он бы сразу связался с самим Громом, и через несколько минут тот был бы в курсе дела.

Я осознавала, что этот пароль был рассчитан как раз на такое развитие событий, но никак не могла набрать этот номер и таким образом расписаться в собственной беспомощности.

Я оттягивала этот момент до последнего и решила совершить последний «обход» своих «пациентов».

* * *

Поскольку сегодня я уже побывала в девятом купе, я двигалась во время «обхода» от конца вагона по направлению к своему купе. И мысленно поклялась себе, что если, достигнув купе, не получу никакой дополнительной информации и не придумаю конкретного плана действий, который гарантировал бы изменение ситуации к лучшему, то тут же наберу заветный номер и произнесу те страшные слова.

За время путешествия я настолько сблизилась с большинством своих «пациентов», что теперь мне не приходилось искать поводов для визитов. Как в нормальной коммунальной квартире не нужно повода, чтобы зайти к кому-нибудь по-соседски.

И я направилась к восьмому купе.

Еще из коридора я почувствовала запах лака для волос и поняла, что Стелла обосновалась здесь всерьез и надолго. В ответ на мой стук дверь отъехала в сторону, и из-за нее выглянула взлохмаченная голова моей бывшей соседки. Она не очень торопилась приглашать меня, и я догадывалась почему.

— А мы еще спим, — подтвердила она мои догадки. — Случилось чего-нибудь?

— Да нет, просто пришла проведать, не отстала ли от поезда?

— Слушай, — прошептала она, высунувшись по пояс в коридор, несмотря на минимум одежды, — пусть мои шмотки пока у тебя полежат, мало ли? Хорошо?