в сторону Романа. Роман удивленно посмотрел ему вслед и увидел через стекло в двери, что он идет к машине, садится в нее. Машина уехала.

К Роману подошел официант:

— А ваш друг уехал. Он рассчитался. Можете не спешить, все оплачено.

— Позвонить можно?

— Да, аппарат вон там — у бара.

Роман направился к бару, порылся в карманах, нашел визитную карточку с телефоном своей гостиницы.

Набрал номер. На другом конце провода послышался женский голос:

— Роман? Тебя выпустили? Где ты?

— Да, это я, не волнуйся, я еду. У меня нет никаких документов. Забрали. Закажи мне такси и оплати, у меня и денег нет.

Роман положил трубку.

Глава 33

Транспорт от Гитлера

В комнате было жарковато, Густав и Вилли сняли пиджаки и сидели за маленьким столиком друг напротив друга. Вилли крутил в руках шариковую ручку, которой периодически постукивал по столу. Скорость постукивания ручкой увеличилась, как только Густав начал рассказывать подробности разговора с Романом.

— В целом ничего особенного. Парень, похоже, действительно журналист, с нашими тайными делами вряд ли знаком.

— Густав, два часа разговора, а ты уже делаешь вывод как настоящий контрразведчик.

— Вилли, а ты забыл, что я и есть контрразведчик? Да, я работаю в таможне, но только потому, что так нужно Швейцарии. И если ты думаешь, что история со старым нацистом мне безразлична, ты ошибаешься.

Вилли с удивлением посмотрел на Густава, который вдруг стал откровенничать.

— Густав, давай еще раз по порядку. Ты говоришь, что он не удивился проблеме с паспортом. А что же его удивило?

— Почему же, проблема с паспортом его очень даже испугала, он даже не понял, о чем идет речь. Но ты прав, по-настоящему он стал волноваться, когда я раскручивал его по делу Рудольфа Гесса.

— Вот это давай поподробнее. Причем, друг мой, меня интересует не столько то, что он отвечал, сколько как он отвечал. Волновался, запинался, какие-то вещи вспоминал, не имеющие отношения к Рудольфу Гессу?

— Да ничего не было подобного. Мы даже когда поехали обедать, он не понимал, в чем дело.

Густав несколько раз прошелся по комнатке, озабоченно почесал затылок и расстегнул рубашку еще на одну пуговичку. Потом повернулся к Вилли.

— Слушай, а ты прав. Он стал сильно волноваться в тот момент, когда мы заговорили о русских. Не думаю, что он имеет к ним какое-то отношение, не похоже по его ответам, что он предполагает участие русских.

— Участие? Мне важно понять, работает ли он на русских, или его используют втемную? Понимаешь, в чем дело, старик комендант, который направил его сюда, много лет проживает в Германии. За это время многое могло произойти. В том числе он мог переметнуться к русским. И они могли попросить его выполнить это задание — достать архивы Рудольфа Гесса.

— Вилли, ты загнул. Бывший сотрудник ЦРУ, охранявший нацистских преступников, давно пенсионер — будет работать на русскую разведку?

— Возраст не играет никакой роли.

Густав окинул оценивающим взглядом Вилли, как бы примеряя к нему слова о возрасте.

Британец понял взгляд, улыбнулся и опять постучал ручкой по столу.

— Ты не в счет. Да и что значат какие-то шесть с лишним десятков для такого крепкого парня, как ты? Давай подведем итоги нашего длинного разговора. Можем ли мы считать, что за этим журналистом стоит Россия? Точнее, русские интересы?

— Я уверен, что нет.

— А я уверен, что да. Скорее всего, его используют втемную, а это значит, что его действия в Швейцарии могут однозначно нанести вред и нам, и вам. Давай договоримся о следующем. С этого парня и его спутницы глаз не спускать. По крайней мере, одна-две машины должны следовать за ними в любую точку Швейцарии. Причем они должны это видеть. Нам наплевать, куда они поедут, мы должны их напугать, и они откажутся от дальнейших поисков архива. При необходимости можно использовать и жесткие методы.

Густав удивленно вскинул брови.

— Жесткие? Хочешь ли ты сказать…

— Ничего не хочу сказать. Если будет необходимо, ты сам решишь, что нужно делать, — ответил Вилли.

Густав помолчал мгновение, исподлобья глядя на Вилли. Было видно, как он борется с желанием ответить резко на неприкрытое давление англичанина. Врожденная сдержанность позволила ему удержаться от грубости, но плотно сжатые губы и затянувшееся молчание выдавали его внутреннее недовольство. Это не очень впечатлило Вилли, который продолжал сидеть как ни в чем не бывало и даже стал насвистывать какую-то народную английскую мелодию. Он повернулся к Густаву и пропел, улыбаясь:

Тебе я преданно служил И потакать готов был вновь. Я жизнь и землю положил За милость твою и любовь.

Пропев эти слова, Вилли опять сел на стул.

— Люблю попеть старинные английские песни — успокаивают, да вроде как дома побывал.

Густав, который к этому моменту почти успокоился, вдруг подскочил почти вплотную к Вилли и сильно ударил кулаком по столу. Несколько бумажек, лежавших на столе, разлетелись по комнате. Вилли смотрел на него удивленно, а Густав сдернул с шеи галстук, сел к столу и обхватил голову руками.

— Да что с тобой? — удивленно спросил Вилли. — Ты в порядке?

Густав продолжал молча сидеть, слегка покачиваясь взад и вперед, как будто читал молитву. Посмотрел прямо в глаза своему партнеру.

— Транспорт. Транспорт, Вилли!

— Какой транспорт, чудак? Ты о чем? Ты себя чувствуешь нормально?

— Я чувствую себя нормально, — тихо ответил Густав.

Этот тихий ответ разительно контрастировал с еще недавней вспышкой злости и даже ярости Густава.

— Вилли, там тоже пели эту песню. Там пели эту песню…

— Да какую песню, чудак? Может, поедешь домой? Мне кажется, что ты явно не в себе. Странно реагируешь, говоришь какими-то загадками. Не дай бог еще все дело