— Я отомщу проклятому Волку, а ты — своему мужу… Мне тут нашептали, что твой бывший со своей любовницей сильно тебя обидел. Даже не просто обидел — подвел под монастырь. Откупился тобой перед бандитами за собственный косяк. Неужели не хочется, чтобы эта мразь ответила за свой крысиный поступок? Он у меня землю жрать будет вместе с подстилкой своей.

— Она беременна, — едва слышно проговорила я. — Любовница Глеба беременна… Вас это не остановит?

— Главное, чтобы это не остановило тебя, — осклабился Ильяс.

Дорогой деловой костюм, стильная стрижка и укладка, красивое холеное лицо и хозяйские замашки были лишь внешней оболочкой, налетом цивилизованности. На самом деле это мужчина был по-средневековому жестоким и даже, наверное, кровожадным. Не жестким, как Вольф, а именно жестоким…

Готовым пойти по трупам и, что самое отвратительное, получающим от этого удовольствие.

Но ужаснее всего было, что он оказался прав. Тронул в моей душе ту маленькую струнку, которая отозвалась…

Наверное, я гадкий человек, но я хотела мести Глебу и его Олесе. Вольф сломал Глебу руку тогда, около ЗАГСА… Наверное, я вдвойне гадкий человек, но порой ко мне приходили мысли, что этого мало. После того, что он со мной сделал — слишком мало.

Словно что-то переключилось во мне. Сломалось. Прежняя Ульяша помахала бы вслед изменнику платочком и даже не подумала бы пожелать зла.

Нынешняя Ульяна — то, во что я медленно превращалась, где-то в глубине души допускала мысль о мести.

— За что вы так ненавидите Вольфа?

Я впервые подняла глаза на сильного мужчину, который навис надо мной, подавляя мою волю своим гипнотизирующим взглядом.

— За предательство, — коротко ответил Ильяс. — Что ж, осталось только скрепить наш союз.

Я опомниться не успела, как он обжег меня страстным, жгучим поцелуем.

Впрочем, опомниться все-таки пришлось, потому как то, чего я боялась, все-таки случилось. Неподалеку послышался звон и раздалось невнятное: «Ой!».

А после я увидела шокированную до глубины души Элину Жубанову. У ее ног валялись осколки чашки, которую она несла в туалет, чтобы помыть…

Самое мерзкое, что Ильяс даже не подумал отпрянуть от меня. Ухмыльнулся свидетельнице моего позора своей наглой улыбочкой и — о ужас! — положил мне руку на талию!

Если от стыда бы проваливались сквозь землю, я бы уже в потоке раскаленной лавы летела к центру земли!

Интересно то, что на меня Жубанова вообще не смотрела. Склонившись над разбитой чашкой, она то и дело кидала выразительные взгляды на Ильяса. И глаза у нее при этом были, как у совы. Что сильно портило ее образ стильной женственной леди в деловом костюме. Собрав осколки, моя коллега поспешила ретироваться.

— Никакого союза между вами и мной нет! — с гневом воскликнула я, едва она скрылась за поворотом коридора. — И никаких сделок я заключать не стану! Я не собираюсь мстить Глебу — мне безразлично, что с ним будет. И на ваши намерения в отношении Вольфа мне тоже наплевать. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое. Мне работать надо.

— На данный момент, лапуля, твоя работа — это я. Твой начальник велел тебе быть со мной милой, или я чего-то путаю? — мерзко усмехнулся Ильяс. — Ты должна написать красивое стихотворение, посвященное девушке, которая мне понравилась. У нее чудесное имя Ульяна. Ты не забыла?

Я растерянно молчала, не зная, что на это сказать. Он действительно поставил меня в такие противные условия, в которых я от него зависела.

Помощи ждать было неоткуда…

Тем удивительнее, когда она вдруг пришла в виде Романа Евгеньевича, который зачем-то вышел из своего кабинета и, конечно же, заметил нас. Видимо, мой растерянный и испуганный вид радости в начальнике не вызвал, поэтому он решил сам взять быка за рога. Вернее, самому обработать такого почетного клиента, как Ильяс.

Взяв меня и Рахматулина под белы рученьки, Роман повел нас в творческий отдел, где Ильясу был оказан прием на самом высоком уровне. Его усадили на кожаный диван, а после начальник лично принес ему кофе, чай и даже коньяк, от которого Рахматулин отказался.

В ненавязчивой форме Роман, который, кажется, решил, что я этот заказ не потяну, оттеснил меня. А я была и рада!

А Ильяса он перепоручил заботам Лены Бочкаревой и Светы Вавиловой. Девушки птичками порхали вокруг Рахматулина, расспрашивая его про его пожелания к стиху и предлагая различные варианты дизайна. В глазах их стоял неподдельный восторг.

Кажется, дай им волю, они бы его облизали.

Судя по всему, с Жубановой девушки еще переговорить не успели…

Ильяс, издевательски скалясь, выбрал самое мерзкое оформление будущего стиха — в жутких бордовых розочках. А после, совершенно игнорируя что-то ему ласково щебечущую Лену, поднялся и обратился ко мне:

— Жду от вас предварительный вариант, Ульяна. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

— Эм… Ильяс Камильевич, у нас тут небольшая рокировочка, — тут же встрял Роман Евгеньевич. — Вами будет заниматься Лена Бочкарева — она не менее замечательна и талантлива, чем наша Ульяна. Еще и дизайнер, ко всему прочему.

Бочкарева изогнулась со всей возможной грациозностью и улыбнулась, тряхнув гривой своих роскошных рыжих волос. В сочетании с ее обтягивающим изумрудным брючным костюмом они выглядели изумительно, как в рекламе шампуня. Она вообще смотрелась шикарно, Бочкарева. Как и всегда.

— Никаких Лен, — Ильяс даже не взглянул на нее. — Только Ульяна. Тем более имена совпадают. Вы же сами сказали, Роман Евгеньевич, что это хороший знак.

— Но… м-м-м… — попытался возразить Роман, но смолк, видимо, припомнив, что желание клиента — закон. — Как пожелаете, Ильяс Камильевич.

И засеменил провожать дорогого гостя.

А Лена Бочкарева одарила меня таким взглядом, что, если бы им можно было убивать, я уже лежала бездыханная.

Вольф

— Здесь была девушка. Куда она делась?

Я знал, что уборщица ни в чем не виновата. И спрашивал ее спокойно, без угрозы.

Но она все равно попятилась, глядя такими глазами, словно видит чудовище.

— Так… Она же ушла, Владимир Генрихович. Я не знала, что она тут будет! Сказала ей, что приду в любое другое удобное время. А она ответила, мол, не надо, и унеслась куда-то, как оглашенная… Простите! Вы простите, Владимир Генрихович, если что не так…

Срывать злость на этой женщине смысла не было. Моя ошибка. Так же, как и с незаблокированной дверью тогда, на светофоре. Не учел.

Ты снова ускользнула от меня, моя малышка.

Но, знаешь, я не в претензии.

Найду. В любом случае, я тебя найду. Так даже интереснее.