— Лучшим брендом года признана компания «Боржоми» и ее глава Мамука Хазарадзе! — уведомил со сцены конферансье.

В зале раздались аплодисменты. Ведь русским, как и грузинам, хорошо известен животворящий вкус «Боржоми» во время похмелья! Малхаз, Нино и я поздравили Мамуку с большой и заслуженной победой.

— Не расходитесь, — предупредил нас Мамука, — сейчас позову своих, и айда отмечать!

— Если можно, я вас оставлю, — скромно сказала я, так как было неловко оставаться в незнакомом обществе.

— Что ты, наши журналисты должны постоянно быть рядом с нами, так, Малхаз? — дружески сказал Мамука, и я больше не колебалась, тем более что мне представилась отличная возможность для подготовки свежего материала.

На банкете «Боржоми» было много российских коллег, представителей дипломатического корпуса и грузинских сотрудников офиса. Во главе застолья сидел тамада.

— Дорогие друзья, во-первых, большое спасибо за признание и за такую любовь к «Боржоми», и, что главное, генацвале, часто пейте «Боржоми», как это делает моя старая бабушка. Поверьте, наша вода продлевает жизнь! — восхвалял Мамука лучший бренд года.

Вечер закончился так же красиво, как и начался. Малхаз и Нино проводили меня до гостиницы и пообещали мне еще много сюрпризов. Все-таки, как хорош большой город! Постоянно кипит и, если не совпадешь с его ритмом, тебя унесет и смоет в унылую каждодневность.

Я уже собиралась спать, когда в трубке послышался голос Мананы Козаковой:

— Лаличка, ты в Москве? — спрашивала Манана, хотя сама же позвонила на московский номер.

— Да, и ты? — удивленно ответила я и посмотрела на высвеченный на циферблате номер телефона.

Я, Тинатин и Чола (Леван Цуладзе, художественный руководитель театра им. Марджанишвили, супруг М. Козаковой. — Л.М.) приехали на юбилей папы. Твоя мама сказала, что ты в Москве, так вот, мы хотим тебя пригласить. Только не говори, что занята!

— С ума сошла, как я скажу, что мне некогда на юбилей Миши Козакова? Где и когда? — сразу перешла я к делу.

— Короче так, вечером в 6 часов на Арбате, где зоомагазин, как штык, жди там, я приду за тобой, и театр там же, в двух шагах. Ну, до завтра.

— Пока, — попрощалась я и еще раз оценила привлекательность большого города. — Вот это кайф!

«Москва, звонят колокола…» — напевала я перед сном, виртуально рыская в шкафу, чтобы подобрать одежду назавтра. Все-таки что значит генетика, зовет кровь — и все тут, хоть лопни!

Свадьба Мананы и Чолы отдельная история. Увидели друг друга, полюбили, и все, без лишней суеты накрыли стол. Застолье с актерами и режиссерами украсило бы любой шедевр маэстро Феллини: поэзия, песни, танцы, абсурд и, что главное, любовь — красиво оформленное, немыслимо прекрасное зрелище. Белолицая и черноглазая Тинатин же — логическое продолжение всего вышесказанного.

Привлекательная, удивительно мобильная, практичная Манана и постоянно думающий, новаторски мыслящий Чола представляли маленький семейный клан с высочайшим талантом. Присутствие на юбилее Михаила Козакова, да еще в статусе ближайшего родственника, разумеется, было приятно и почетно. Знаете, что такое московская поздняя осень? Это еще хуже, чем зима, ведь зимой ты морально привыкаешь к морозу и холоду, а вот когда на календаре ноябрь, а термометр показывает минус 10 градусов — это просто нечестно! Вот тогда и понимаешь практичность и предусмотрительность русских женщин, и становится ясно, почему местные красавицы надевают на свидание теплые, неуклюжие меховые сапоги. Зимой фойе российских ресторанов, концертных залов и оперы напоминают кулисы известного кутюрье, где модели из-за нехватки времени быстро, на ходу меняют одежду. Именно так меняют теплые грубые сапоги на изящную обувь с высокими каблуками закоченевшие от холода дамы. А ещё из-за соли, насыпанной для таяния снега, как правило, «тают» сапоги, навсегда выходя из строя.

Красив был вечерний Арбат: матрешки, ушанки, военные ордена-медали и прочая всякая всячина как магнит притягивали туристов. Наряженные в национальную одежду фольклорные танцевальные ансамбли с задорными славянскими напевами веселили продрогших от холода гостей столицы.

Согласно инструкции, полученной от Мананы накануне, я встала у зоомагазина. За витриной дружно дремали пригревшиеся возле радиатора два противных хомяка и облезлая кошка.

Через полчаса я продрогла от мозга до костей. У меня было такое чувство, что тщательно подобранный в честь Миши Козакова французский сарафан из шелка с открытой спиной превратился в лед. Ноги окоченели, будто я стояла босая на плодородной русской земле. Мананы нигде не было видно, единственным спасением было находившееся возле зоомагазина кафе «Арбат». Сто граммов разморозили мне мозги, вернули способность к мышлению, и, чуть согревшись, я опять вышла на улицу. Прошел еще час, и я испытала на себе, что чувствовали живые существа в ледниковый период. Я с завистью посмотрела на обитателей зоомагазина: им не о чем волноваться, и вновь вернулась на теплый остров, в кафе «Арбат».

В результате перманентного принятия по сто граммов через каждые полчаса картина радикально изменилась. Хомячки в зоомагазине стали удивительно милыми, а облезлая кошка превратилась в гордого потомка сиамского кота. На этом галлюцинации не закончились. По Арбату прямо по направлению ко мне шел красивый, гордый, с широко расправленными плечами герцог Анжуйский. «Неужели я столько выпила?» — подумала я и повернулась к витрине.

— Морошкина, да? — послышался за спиной голос Анжуйского.

— Да, — сказала я растерянно. — Ну всё, конец…

— Я — Кирилл Козаков, Мананин брат. Извините, Манана и Леван задержались с папой и ждут вас в театре.

«Тьфу ты, слава Богу», — с облегчением вздохнула я. Идентификация Кирилла Козакова с одним из главных героев российского сериала «Графиня де Монсоро» окончательно вернула в реальность. Я украдкой от Кирилла показала дулю хомякам и облезлой кошке, вновь ставшим противными, и гордо последовала за «спасителем» завоевывать русский бомонд.

На Манане и Чоле, подобно мне, был заметен утренний хмель. «Встреча на Эльбе» переходила в решающую фазу.

Юбилейный вечер попеременно вели два гениальных российских актера — Ширвиндт и Гафт. Роли, сыгранные ими, навсегда запечатлелись в памяти советского и постсоветского зрителя. Несравненный юмор, прозорливость и остроумие были их фирменными знаками. На сцене с поздравлениями и воспоминаниями прикольных историй сменяли друг друга представители российской театральной и эстрадной элиты. Манана, Чола, я и Тинатин смеялись до слез. Правда, маленькая Тинатин многого не понимала, но, глядя на нас, веселилась не меньше нашего, время от времени указывала пальцем в сторону сцены и на ломаном русском громко повторяла: «Это мой дедушка!» И вот настал кульминационный момент вечера. Ширвиндт пригласил на сцену жен, детей и внуков Михаила Козакова, и в театральном зале остались практически только я и Чола. История Мишиных многократных женитьб удивила бы и самого иранского шаха.