– Где террин, Маргарита? Дайте попробовать!

Помощница шеф-повара, всего двадцати двух лет, передала мадам Маллори вилку и робко пододвинула к ней похожий на кассату кирпичик из шпината, мяса омара и тыквы. Пожилая женщина сосредоточилась, причмокнула, вникая во вкус.

– Сколько вы у меня работаете, Маргарита? Три года?

– Шесть лет, мадам.

– Шесть лет. И вы все еще не умеете приготовить приличный террин? Да что же это такое? На вкус как мокрая вата. Безвкусный, раскисший… Ужас! – Она смахнула злополучное блюдо со стола прямо в мусорное ведро. – А теперь сделайте его как полагается.

Маргарита, давясь слезами, нырнула под стол, чтобы достать новую стеклянную форму.

– А вы, Жан Пьер, закройте рот. Ваше тушеное мясо стало просто недопустимо плохим. Недопустимо. Оно должно быть нежным, чтобы его можно было легко разломить вилкой. У вас оно горчит, подгорает. А это что? Где вас так учили? Точно не у меня!

Мадам Маллори метнулась через всю кухню так решительно, что оттолкнула юного Марселя. Споткнувшись, подмастерье больно рассадил себе руку об острый угол плиты.

Мадам Маллори напустилась на Жана Пьера, свирепо щелкая своими большими щипцами, что взволновало присутствующих еще сильнее, поскольку это были личные щипцы мадам, хранившиеся в кожаном чехле в ящике главного стола. Когда на сцене появлялись эти щипцы, это означало, что шутки действительно закончились.

– Цесарок надо переворачивать каждые семь минут, чтобы мясо все пропитывалось соком. Я за вами следила. Вы обращаетесь с птицей просто чудовищно. Грубо, как деревенщина. Вы не чувствуете птицу. С ней надо нежно. Видите? Смотрите, как делаю я. С этим-то вы справитесь, болван?

– Да, мадам.

Мадам Маллори стояла посреди кухни. Ее грузная грудь тяжело вздымалась. Лицо от злости пошло красными пятнами. Все замерли, ослепленные величественным зрелищем охватившей ее ярости.

– Я требую совершенства. Совершенства. А тех, кто не оправдывает моих ожиданий, я уничтожаю. – Маллори взяла терракотовую миску и хватила ею об пол. – Вот так! Вот так! Поняли? Марсель, прибери!

Мадам Маллори вылетела из кухни и, громко топая, поднялась к себе в мансарду. Оставшиеся внизу несколько минут пытались осознать, что произошло, и были настолько потрясены, что не могли и говорить.

К счастью для них, внимание мадам уже переключилось на другое. Все так же яростно топая, она спустилась по лестнице и вышла на улицу.

– Куда это вы? – крикнула она.

Мэр, переходивший улицу, замер. Он медленно обернулся. Голова его совсем ушла в плечи.

– Чтоб вам, Гертруда, вы меня напугали!

– Куда это вы крадетесь?

– Никуда я не крадусь.

– Не лгите! Вы шли туда обедать.

– И что с того?

– И что с того? – передразнила она. – Вы же мэр этого города! Вы должны оберегать наши традиции. Вы не должны поощрять этих иностранцев. Какой позор! Почему вы там едите?

– Потому что там превосходно кормят, Гертруда. Приятно, для разнообразия.

Боже мой! Это было как пощечина. Мадам Маллори издала странный звук, затем резко повернулась и скрылась в «Плакучей иве».

Любопытнее всего то, что именно те вещи, которые мадам Маллори более всего презирала в «Мумбайском доме» – постоянные истерики, непрофессионализм, – теперь угнездились и в ее безупречно управляемом ресторане. Хаос возобладал над тщательно отрепетированными ритуалами двухзвездочного ресторана, и Маллори – хотя она сама никогда не призналась бы себе в том – приходилось винить в этом только себя.

Помощница шеф-повара Маргарита, девушка ранимая, весь вечер целовала крестик, висевший у нее на шее, и трепетала, выполняя свои обычные обязанности. Жан Пьер все еще кипятился по поводу заявления мадам Маллори о том, что он будто бы «не чувствует птицу». Весь вечер он беспрестанно чертыхался и яростно пинал стальную плиту своим сабо. Юный Марсель так дергался, что трижды ронял тарелки при звуке открывающейся кухонной двери.

И в обеденном зале дела обстояли не лучше. Сомелье, приходивший в ужас от одной мысли о том, что мадам Маллори может снова заметить на его униформе пятно, принимал в тот вечер невероятные усилия для того, чтобы сохранить безупречность своего одеяния, и наливал вино, вытянув руку как можно сильнее, и вставал как можно дальше от клиента, некрасиво выставив задницу в проход между столиками. А элегантно вращая вино в бокале для раскрытия букета, он так разнервничался, что даже расплескал бесценную янтарную жидкость на пол, к великому неудовольствию клиента.

– Merde! Дерьмо! – заявил граф де Нанси, разворачиваясь в своем кресле, когда с кухни в очередной раз раздался грохот и звон падающего металла. – Мсье Леблан, мсье Леблан? Что за чертовщина у вас там на кухне? Невыносимый гвалт. Бьют тарелки. Чисто греческая свадьба!

Посетители, переступая в тот вечер порог «Плакучей ивы», наивно ожидали обычной изысканной атмосферы роскошного обеда. Вместо этого их прямо на пороге хватала за локоть мадам Маллори с безумными глазами.

– Вы были в ресторане напротив? – допрашивала она мадам Корбе, хозяйку великолепного виноградника в глубине долины.

– Напротив?

– Бросьте, бросьте, вы знаете, о чем я говорю. У этих индийцев.

– Индийцев?

– Если вы там были, то я вас сюда не пущу. Повторяю, вы были в ресторане напротив?

Мадам Корбе, нервничая, оглянулась на своего мужа, но не увидела его, так как мсье Леблан уже провожал его к столику.

– Мадам Маллори, – произнесла элегантная дама-винодел. – Вам нездоровится? Вы сегодня как-то возбуждены.

– Пфф! – фыркнула Маллори, словно прогоняя даму жестом в глубоком отвращении. – Отведите ее за столик, Софи. Эти Корбе не в состоянии говорить правду.

К счастью для мадам Маллори, в этот момент мальчик, подносивший хлеб, налетел на перегородившего проход сомелье, а тот, в свою очередь, залил вином весь рукав графу де Нанси. Именно рычание и проклятия, изрыгаемые графом, и помешали мадам Корбе расслышать оскорбительное замечание Маллори.

Примерно в половине одиннадцатого мсье Леблан вынужден был признать, что вечер пошел коту под хвост. Двое клиентов были настолько оскорблены допросом мадам Маллори, что прямо у двери развернулись и ушли. Прочие посетители ощутили витавшую в ресторане напряженность, сковавшую персонал, и принялись горько жаловаться мсье Леблану, что они остались недовольны сегодняшним ужином.

Довольно, решил Леблан. Довольно.

Он нашел мадам Маллори на кухне. Она стояла над душой Жана Пьера, который готовил десерт из фенхелевого мороженого и печеных фиг с нугатином. Мадам только что выхватила у него из рук ситечко с сахарной пудрой.

– Это одно из моих фирменных блюд, – неистовствовала она. – Вы губите его. Смотрите. Так. Вот так, а не так!