— Шшшш! Сделаю. Слава прайду!

— Слава! — Старший нетерпеливо ударил хвостом подчиненного.

Тот, боясь гнева старшего, рванулся исполнять приказ.

Спустя полчаса посланец раболепно стоял на локтях и коленях перед Надзирающим за Охотой, самим Шшхаром.

— О пожиратель низших! — Хвост воина хашш поджался и выпрямился в униженном приветствии. — Позволь недостойному донести до разума твоего весть от моего старшего.

Шшхар клацнул зубами, давая разрешение.

— Крепость, где обитает обнаруженный нами шхас нежнокожих, осталась слабо защищенной. Два отряда по четыре руки покинули обитель. Прикажете напасть? — Посланник низко склонил голову в ожидании.

Не обращая внимания на свиту и застывшего у ног воина, Шшхар задумался.

«Похоже, следует избавиться от этой угрозы, нежнокожие и так достаточно сильны своими громовыми палками, пожалуй, даже сильнее, чем извечные наши враги ишхиды (будь они прокляты на все времена, да сгорят леса их!). Так не вовремя донесли об этом шхасе, ай как не вовремя! Придется докладывать Наказующему, а он по хвосту не погладит. Ибо там, где есть один шхас нежнокожих, появятся и другие. А чужие шхасы — большая проблема. — Надзирающий нервно забил по земле хвостом. — Охота проходит не очень удачно. Почти половина воинов потеряна, даже огненные метатели, захваченные в прошлом походе на ишхидов, не помогают, а собственных шхасов слишком мало, чтобы покорить вкусных низших…» При этой мысли в желудке Шшхара заурчало. Он покосился на нескольких связанных нежнокожих, валявшихся на земле под неусыпной охраной, и подал знак прислужнику подвести молодую самку, захваченную сегодня на восходе.

Самку подхватили под руки и подтащили к Надзирающему. От страха и побоев та почти ничего не соображала, лишь безумно вращала своими отвратительными глазами и издавала неприятные стоны. Шшхар наклонился к пленнице и обнюхал ее. Запах ему понравился, ароматный запах затравленной добычи. Он царапнул когтем щеку девушки и лизнул выступившую кровь. Девушка задергалась, но прислуга крепко держала ее, не позволяя вырваться.

— Поджарьте на костре с травами пшхеле[3]и не забудьте побрызгать кровью тшара,[4]— скомандовал он, не обращая внимания на продолжавшего стоять на карачках воина. В последнее время Надзирающему полюбилось вкушать жареную пищу, как это делают ишхиды, а не употреблять сырое мясо. Пусть сырое едят младшие воины в походах, а он уже стар для этого. Так думал Шшхар, предвкушая предстоящую трапезу.

Самку оттащили к предназначенному для приготовления пищи месту. Двое оставшихся пленных закричали, но охранники бесцеремонно успокоили их ударами тяжелых лап по затылку. С девушки мгновенно сорвали тряпки, которые надевают на себя нежные существа, быстрым ударом ножа лишили жизни, сноровисто насадили на кол, привязали конечности к телу и подвесили над зарождающимся костром. Все действия не заняли много времени, и вскоре над степью потек ароматный запах готовящегося мяса. Надзирающий оторвал взгляд от костра и перевел его на вестника.

— Ты еще здесь?

— Жду ваших приказов. — Воин еще ниже пригнулся к земле.

— Хорошо. — Шшхар послал мысленный призыв. Не прошло и секунды, как рядом бухнулся на колени один из молодых шхасов, исполняющий обязанности голоса Надзирающего. — Найди Хдиша, пусть возьмет четыре руки… — Он посмотрел на вестника и поинтересовался: — Сколько воинов и шхасов у вас осталось?

— Когда я уходил, было восемь рук и два пальца. Наш командир — шхас. И все.

Надзирающий снова посмотрел на молодого шхаса. При этом один глаз его все же развернулся в сторону костра, выдавая непозволительное для его ранга нетерпение.

— Пусть возьмет пять рук воинов и двух опытных шхасов, и сам с ними отправляйся. Уничтожьте шхаса чужаков. Если справитесь, вознагражу. — Закончив говорить, он отвернулся. Подчиненные униженно, как и подобает при их невысоком ранге, отползли на несколько шагов и лишь потом осмелились встать и удалились исполнять приказ.

— Стоп машинам! — прокричал Вячеслав в рацию.

Колонна резко затормозила, из-под колес полетели мелкие камешки, и заклубилась пыль.

— Что случилось? — Олег Старицкий нажал на тормоз. Он внимательно осмотрел окрестности, насколько это позволял угол обзора из машины. Ничего серьезного не заметив, вопросительно уставился на напряженного Вячеслава.

— Ты что, не чувствуешь запах?

— Нет. Да и как тут почуешь, на ходу да в дорожной пыли? — удивился Олег.

Никифоров повернулся к сидевшим на заднем сиденье Сапрыкину и новенькому пареньку, тезке Старицкого.

— Ну а вы? Тоже не чувствуете?

— Не-э, — за обоих ответил Ноздря, — но если ты что-то ощущаешь, то давай проверим. Может, ты тоже того… как Бер. — Ноздря с ехидной улыбкой покрутил пальцем у виска.

В этот момент в рации послышался голос Коновалова:

— Вы там чего застряли? Едем или десантируемся?

Вячеслав вышел из машины и коротко бросил в рацию:

— Все, кроме водителей, на выход.

Только выбравшись наружу, все уловили запах трупного гниения.

— Ты даешь, командир, — удивленно протянул Сапрыкин, — не иначе Пушок тебя натаскал на падаль. — Он снова ухмыльнулся, но никто не разделил его веселья, а майор даже не обратил на высказывание внимания.

— Все ищем источник этой вони. Я хочу знать, что тут происходит. Вторая группа, налево. — Вячеслав кивком указал на полуразвалившееся здание. — Третья группа, с правой стороны. Прошерстите эти развалины. Ноздря, бери новенького и пройдитесь ножками по дороге метров сто пятьдесят. Доклад каждые три минуты.

— Сделаем.

— Всем предельное внимание, — повысил голос майор, — не расслабляться. Мы на вражеской территории. Четвертая группа, ко мне! — подозвал он самую малочисленную команду — двух бойцов и водителя, размещенных в «Газели». — Без водителя! — крикнул он, когда заметил выбирающегося из кабины толстенького СНГ (так любители позубоскалить прозвали Николая Григорьевича Степанова), который сам напросился в рейд. Его взяли только потому, что из гражданских в клане он лучше всех водил транспортные средства, поскольку двадцать лет проработал таксистом и водителем в маршрутках Зареченска и мог с закрытыми глазами проехать по улицам города, даже несмотря на то, что облик этого города «слегка» изменился. СНГ недовольно сплюнул в дорожную пыль, щедро покрывавшую побитый асфальт с тех пор, как были разрушены окружающие дома, и снова вознес свое мощное туловище с прикрепленными к нему маленькими ручками и лысой головой обратно в кабину.