– Ненавижу этот глупый фильм, – Георгий Иванович расположился на террасе прямо возле телевизора со стаканом сока и журналом. Неужели в целом доме он не нашёл более уединенного места. – Кому вообще может понравится такой бред?

– Мне, – я впитала этот фильм ещё в детстве и всю советскую классику была готова отстаивать с кулаками. Он мне тут не начальник, в конце-то концов. Самый умный что ли. – Попробуйте на соль, – я впихнула ему ложку пюре прямо в рот так, чтобы он не успел опомниться. – Нормально? – Рождественский растеряно кивнул и проглотил пюре.

– Что ты…

– Было бы неплохо, если бы у меня были помощники, – я нашла на кухне свои заготовки и вернулась. – Ваша спутница отказалась от любой возможной работы, Игорь у мангала жарит еще немного мяса. Вам достаётся торт. Вот корж, вот сгущёнка. Промазывайте хорошо, – я положила перед ним всё, что нужно.

– Я не буду играться в пекаря, – он отодвинул от себя блюда и разложил журнал. Фрукты уже были у меня в руках, я села рядом.

– Ну значит, вы не будете есть.

– Что?

– Кто не работает, тот не ест.

– Это. Мой. Дом!

– Это. Моё. Пюре!

Испытания двух упрямств закончилось с возвращением Игоря, он пожарил первую партию мяса. С удивлением прокомментировав кулинарные попытки брата, он замешкался на минуту, но всё же спустился обратно.

– Значит, у тебя плохой вкус не только на одежду, но и на фильмы, – Георгий Иванович взял ложку и погрузил её в сгущёнку. – Интересно, слушаешь ли ты Скриптоцита?

– Предпочитаю Оззи Осборна.

– Немногим лучше. Это же он откусил голову зверюшке?

– Он был под наркотой.

– Ах, ну да, тогда, в принципе, ничего страшного.

– А вы, видимо, предпочитаете Шопена? – я улыбнулась, вспоминая свой последний поход в консерваторию. – Что-то из раннего?

От его неожиданного смеха у меня перехватило дыхание. Он был так похож на обычного человека, размазывая сгущёнку по коржу, что я попросту не поняла, зачем ему вся эта напыщенность.

Пассия, имя которой я благополучно забыла, зашла в столовую в поисках Рождественского. Мне показалось непристойным то, как она склонилась над ним, как прошептала какие-то пошлости (очевидно), и как начала тащить его из-за стола. Я снова осталась одна с мыслями о том, что каждой твари по паре.

Игорь пытался поднять моё упавшее настроение глупыми шутками, но всё было напрасно. Смятение чувств заставило меня закрыться в комнате под предлогом сборов и рухнуть на кровать. Я не понимала, почему возникло это отвратительное желание уехать, и, если бы было возможно сделать это без подозрений, я бы именно так поступила.

Но спустя полчаса я выплыла из своей комнаты при полном параде. Платье-миди, покрытое блестками, могло бы довести до инфаркта любого минималиста. Туфли так и остались в коробке в самом сердце Москвы, я не любила искусственность. А разве есть хоть какая-то натуральность в хождении обутой в русском доме.

Девушка Рождественского с порозовевшим лицом сидела за столом в слишком вульгарном, на мой строгий взгляд, наряде. Если бы я только могла накинуть на неё сверху тряпку, как на клетку с попугаем, и заставить её поверить, что пора спать… Увы, приличия заставляли слушать бред, льющийся из её надутого рта.

Мой приход не произвёл никакого эффекта, что скатило настроение ещё ниже. Общий диалог не клеился, мы были плохо сходящимися людьми, внезапно оказавшимися в одном доме. Я чувствовала себя ужасающе неудобно.

– Когда вы собираетесь уехать? – невпопад начал Игорь, чтобы завести хоть какой-то предметный разговор.

– Уже не терпится остаться наедине? Быстро, однако.

– Гоша, я просто спросил. Обязательно всегда быть такой жопой?

– Радуйся, – он пригубил красного вина из бокала. – На моём фоне ты будешь казаться девушке сущим ангелом.

Они замолчали, а я вдруг почувствовала отчётливую волну гнева. Да что со мной такое? Я сижу в компании людей, чьё общество мне не нравится, пью слишком сухое вино и слушаю оскорбительный разговор. До 12 ещё целых два часа, я вполне себе успею добраться до Москвы. Но даже в такси посреди леса мне будет куда уютнее, чем за этим столом. В конце концов, хватит терпеть неприятные вещи ради вежливости. Хватит терпеть!

Как только ко мне пришло решение, я вздохнула с облегчением. Это удивительная простота мыслей заставила меня встать и с улыбкой отправиться в свою комнату. Думаю, братья решили, что я отправилась в туалет. Веранда с огромным столом располагалась в другой части дома, так что я спокойненько заказала такси, собрала свой немногочисленный багаж и с удивлением отметила, что машина ожидала меня прямо у ворот злосчастного дома. Я вышла на улицу с клятвой никогда больше не принимать поспешных решений.

Было бы правильно предупредить хозяев о моём отъезде, выслушать порцию уговоров или холодных взглядов, лицемерно пожелать всем доброго года и не успеть доехать до Москвы до 12.

Но мне не хотелось. Вот такое простое объяснение моего английского прощания.

Таксист, угловатый мужчина в лыжной шапке, оказался на редкость приветливым. Он всегда работал в праздники, о чём с радостью рассказал мне. Была какая-то история про жену, про то, как она встречает его у дома в 12 с пирожками, целует, а затем снова работа. Но я слушала в пол-уха. В моей голове уверенно расхаживал Артур, говорящий своим всегда спокойным и уверенным тоном о том, что я сама виновата. Этот парень изначально был сплошной катастрофой и разочарованием. Я должна была остаться дома или поехать к родителям. Я должна была думать головой. Какого чёрта я вообще забрела в эту глушь.

Сама не помню, как провалилась в глубокий сон. Но очнулась я от того, что кто-то трясёт меня за плечо.

– Ваш телефон.

Приходя в сознание, я будто издалека слышала тяжёлые гитарные риффы. Да, мой телефон.

– Аллё, – я потёрла руками глаза и тут же чертыхнулась, потому что они были накрашенными.

– Ты где?

Я взглянула в окно, огни были явно московские, я почти приехала к дому, а на электронных часах водителя красовалось: 23:30. Был ли голос Игоря взволнованным? Нет, скорее просто злым. Я не могла осуждать его за это.

– Я в Москве, почти уже дома.

– Это как понимать? – он явно вышел из себя. – Ты вообще нормальная? Молча уехала, не предупредив никого. Что тебе не так?

– Извини, – больше всего на свете я ненавидела разбивать чьи-то хрустальные замки, но сейчас, очевидно, это было необходимое решение. Чем дольше я уговаривала себя идти дальше, тем сильнее моё сознание впивалась в воспоминания об Артуре. Я решила дать себе