— Опилки. Пфф, — фыркаю. — Это было обидно, Орлов.

Кирилл улыбается, а затем неожиданно обнимает меня и тянет на себя. Я оказываюсь на нем сверху. Его руки обхватывают мою талию, а мои — лежат на его груди. Мы улыбаемся, то ли на счастье, то ли на беду.

— Ты в курсе, что вчера проштрафилась? — он поджимает губы и делает глубокий вдох, что ни есть хорошо!

— Угу, — киваю. — Но только вот беда. Я ничего не помню, Кирюш.

— Да уж… Меня это пугает, Мартынова, потому что я не знаю, что ты вытворяла в клубе! Ты же обещала не пить!

— Я не пила. Честно!

— Ты себя слышишь? «Не пила», — копирует мою интонацию и стаскивает со своих бедер.

Поднявшись с постели, идет прочь. Я смотрю ему вслед и качаю головой. Нет, нет! Я не чудила вчера. Вот сейчас позвоню подругам, и они все подтвердят! Я же люблю только Кирюшу и другие мужчины меня никаким боком не колышут. Даже не смотрю на других от слова совсем.

Осматриваюсь по сторонам. Сумка. Где-то должна быть моя сумка, вот только где?

Из коридора доносится голос Орлова:

— Если ты ищешь сумку, то могу тебя обрадовать. Ты провтыкала ее, Мартынова.

Это — не новость. Это — приговор. Бледнею. Внутри переворачиваются все органы. Ну как так, а? В сумке было мое все! Вот прям абсолютно: мобильник, кошелек с банковскими картами, паспорт, ключи от квартиры.

Господи…

Понурив голову, цепляюсь пальцами за волосы и тяну вниз. Больно? Отнюдь! Больно в сердце, душе. Как же жить теперь, мамочка дорогая!

— Сонь, — зовет Кирилл и я поднимаю голову. Он стоит в дверном проеме, скрестив на груди руки. — По-хорошему мне нужно устроить тебе взбучку.

— Думаешь?

— Однозначно. Но не могу. Вот смотрю на тебя и понимаю, как же трудно нам придется.

— Это еще почему?

— Да потому что за восемь лет после развода ты совсем отбилась от рук. Когда мы были вместе… — вздыхает. — Ты была белой и пушистой зайкой, а сейчас кошка дикая, гулящая сама по себе! Тебя воспитывать надо и очень сильно.

— Кир, не выноси мне мозг. У меня тут проблема, если ты забыл. Я потеряла сумку и не помню где!

— Будет тебе уроком.

— Ну ладно. Пусть будет. Только сумку нужно найти!

Он смотрит на меня, как душевнобольную. Мол, дура — она и в Африке дура!

Возможно, мы бы продолжили наш разговор и, скорее всего, он перешел бы в разбор полетов, но неожиданно в коридоре послышался шум. Кто-то вставил в замочную скважину ключ и теперь проворачивает.

Сердце убегает прямо в пятки. Затаив дыхание, прислушиваюсь к звукам.

— А это кто? — шепотом спрашиваю у Орлова.

Ну не девушка же, да? Орел, вроде, холостой. Или все-таки я была права, когда говорила, что бабники никогда не меняются, разве только когда на полшестого. А раз с «этим» у Витальевича зачет, то…

— А это, — улыбается довольно, — твоя любимая свекровь.

Твою ж дивизию! «Любимая» свекровь, когда я сижу здесь вся такая красивая донельзя, что даже в зеркало опасно смотреть.

— Надень это, — Кирилл протягивает футболку, а я смотрю на нее и чувствую, как у меня на языке сохнет желчь.

— Боишься, что у мамы случится инфаркт? — откидываю футболку в сторону, хватаю с кровати простыню и обматываюсь ею. — Надо было раньше об этом думать, а сейчас — поздно пить «Боржоми».

— Не умничай.

Закатываю глаза.

П-ф-ф-ф. Не умничай? Не буду. Разбирайся сам, а я посмотрю со стороны.

Кирилл убегает в коридор, наверное, чтобы подготовить свою маму к «инфаркту». А мне много не надо. Достаточно услышать голос бывшей свекрови, как тело напрягается, внутри закручивается стальная пружина.

— Сыночек, а я решила приехать сегодня пораньше. Так много дел. Вот как все успеть? Кстати, помнишь я тебе говорила про Алиночку? — щебечет без остановки. — Вот, кого тебе надо взять в помощницы. Умница, красавица, юркадемию закончила с красным дипломом, а хозяюшка какая. Тебе срочно надо попробовать ее борщ.

— Мама! — голос Орлова. — Не надо. Ты не вовремя пришла.

— Ну как это? Я же так о тебе волнуюсь. Вот помощницу тебе нашла, чтобы меньше работал.

— Мне никого не надо.

— Кирилл, — строгий тон.

Я не выдерживаю. Помощницу нашла? Умницу, красавицу, с красным дипломом, борщи варит…

Уверенным шагом двигаюсь в коридор. Прохожу на кухню и, застыв в дверном проеме, смотрю на семейку Орловых: Кирилл стоит у газовой плиты, готовит в турке кофе, а мама разбирает пакеты с продуктами и раскладывает все по местам. У них идиллия и мне так не хочется ее рушить. Но что поделать, не прятаться же в шкафу?!

Прочищаю горло и так тактично:

— Кирюш, и мне кофе, пожалуйста.

Свекровь повернута ко мне спиной, но даже в таком ракурсе, я вижу, как ее передергивает от моего голоса. Она замирает на мгновение. Напрягается.

Медленно оборачивается и быстро-быстро хлопает густыми, черными ресницами, как у Орлова.

— Валентина Ивановна, — делаю вежливый жест рукой, — мое почтение.

— София, — через зубы. — Сын, что здесь делает твоя бывшая жена?

Кирилл подходит к маме со спины, обнимает ее за плечи.

— Соня ночевала у меня.

— Это я уже поняла. Но почему?

Они общаются так, будто меня сейчас нет. Но я-то есть! Я не воздух перед их глазами, и все слышу, вижу…

— Только не говори, что вы снова сошлись? — на последнем слове мама делает брезгливое выражение лица, словно только что понюхала протухшее яйцо.

Скрестив на груди руки, жду, что ответит Орлов. Ну, давай, Витальевич, жги, а я послушаю! Мальчик повзрослел или мамочка по-прежнему решает все вопросы, как во времена нашего брака?

— Да. Мы снова вместе. Нравится тебе это или нет, — Кирилл обходит маму с правого фланга и движется ко мне.

Протягивает мне ладонь и смотрит таким взглядом, что я готова поклясться, он настроен решительно и маме это совсем не понравится.

Сомневаюсь несколько секунд, но руку все-таки кладу. А он сжимает мои пальцы, улыбаясь своей фирменной улыбкой.

— Мама, — говорит, не оборачиваясь, — раз ты уже в курсе, то пусть знает и отец. Сегодня вечером мы придем к вам на ужин.

«Нет! Нет!» — кричит мой взгляд, но я молчу, будто набрала в рот воды.

— Валентина Ивановна, — ко мне возвращается речь. Иду к свекрови и останавливаюсь напротив нее на расстоянии вытянутой руки. Пытаюсь придать голосу вежливости, а взгляду — теплоты. — Я тоже люблю вашего сына, как и вы. Поэтому предлагаю не воевать, а научиться мирно существовать друг с другом.