— Надень.

— Значит, от холода не умрем, — с удовлетворением промолвил я.

— Не обольщайся, через пару часов поднимемся на такую высоту, что шубы не спасут, — обнадежила графиня.

— Я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, — сердитым голосом промолвил я.

Из второй сумки она вытащила шерстяной платок и замотала им голову.

— Там есть еще один, — сказала она.

— Обойдусь, — буркнул я.

Далее графиня де ла Тровайола достала тетрадь и карандаш. Я вытащил из-за пазухи сопротивляющегося котенка, надел шубу и спрятал его обратно. Алессандра обошла вокруг жаровни. На плетеной стенке располагались приборы — термометр и барометр. Она взглянула на них и накорябала в тетради какие-то числа.

— Что ты делаешь? — спросил я, уязвленный тем, что на меня Алессандра не обращала внимания.

— Веду наблюдения, — ответила она.

— Вот как, — хмыкнул я. — Но если путешествие так опасно, может, стоит подумать о том, как вернуться?

— Если суждено погибнуть, погибнем во имя науки!

— Гхм, а я надеялся погибнуть во имя Отечества.

— Наука послужит и твоему Отечеству, — заверила она.

— А это что такое? — Я показал на латунный раструб.

— Сам не видишь?

— Труба какая-то, — пожал я плечами. — Но для чего?

— Это труба для оркестра роговой музыки, — промолвила Алессандра, корябая в тетради. — Ну как же без нее? Чем ангелов разгонять, если мешаться будут?

Я рассердился и отошел за жаровню — так, чтобы графиня меня не видела. Характер у нее оказался тот еще. Слова не скажет без подковырки. Немудрено, что страсть к науке заменила ей приватную жизнь.

Золотой лев с торжественным спокойствием смотрел вдаль, куда-то за горизонт. «И вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву»[26], — вспомнил я и осенил себя крестом.

— Смотри, — окликнула меня графиня де ла Тровайола, она показала мне карандаш. — Это придумал Никола Жак Конте. Между прочим, тоже воздухоплаватель.

— Господи, Алессандра! — не выдержал я. — Ты говоришь, что нам жить осталось пару часов, и развлекаешь меня глупыми штучками!

— Ты сердишься? — Черные брови графини изогнулись от удивления.

— Да, сержусь, — заявил я.

— Как мило! — засмеялась она. — Ты похитил наш воздушный шар, а я… я… когда увидела, что розьер улетает, не знала, что делать, просто по глупости бросилась в гондолу в последнее мгновение! А теперь ты ведешь себя так, словно я в чем-то виновата!

— Ты наверняка знаешь, как управлять этим монголь… розьером, — раздраженно промолвил я. — Так могла бы не дразнить меня попусту.

— Профессор Черни знает, — вздохнула графиня. — А я не уверена, что у меня получится.

— Но куда мы летим, ты хотя бы знаешь? — спросил я.

— Ветер дует с залива. Шар несет на восток.

— На восток?! — ужаснулся я.

— Что ты кричишь? — удивилась Алессандрина.

— На востоке — Ладога! — объяснил я. — Этот твой монгольфьер… или тьфу ты… розьер! У него хватит сил перелететь через озеро? Будь уверена, в России середина октября не сезон для купания!

— Что ты раскричался? — возмутилась графиня. — Я предупреждала, что мы погибнем.

— Но ты не говорила, что мы утонем!

— Ты скоро отморозишь себе уши, — только и ответила Алессандрина.

Она была права. Я едва терпел холод и, решив не упрямиться понапрасну, достал второй шерстяной платок и укутал им голову. Заодно глянул в отворот шубы, оттуда сердито зыркнул котенок, недовольный тем, что я распахнул воротник.

— Ну, что, Розьер? Как думаешь, долго еще нам терпеть издевательства?

Котенок утробно зарычал, я запахнул шубу и вздохнул: даже звереныш оказался не на моей стороне.

Графиня извлекла откуда-то шерстяные рукавицы и протянула мне пару. В больших отделениях оказались по четыре дырочки для пальцев. Пока я натягивал их на руки, Алессандра смотрела на меня с каким-то странным сочувствием и, казалось, забыла и о приборах, и о записях. Я ответил вопросительным взглядом. Графиня обняла меня и прижалась жесткими, замерзшими губами к моим губам.

— Если мы не найдем способа спуститься на землю, наша участь окажется незавидной, — напомнил я.

— Зато на этой высоте изменился ветер. — Алессандра поднесла компас к самому моему лицу.

Стрелка подрагивала, указывая на юго-восток.

— Кажется, в той стороне Москва…

— Удачное направление, — согласился я, подумав, что если останусь жив, то найду, чем заняться в Первопрестольной.

— Ты замерз? — спросила Алессандра.

— Как видишь, не до смерти.

Я попытался улыбнуться, но губы едва слушались. Графиня тут же вспомнила про научные наблюдения — у нее хватало терпения греть руки близ жаровни и что-то корябать в своем журнале.

— Алессандра…

— Просто Алессандрина, — напомнила она.

— Алессандрина, неужели для тебя так важны наблюдения?

— Не прощу себе, если не сделаю записей, — ответила она. — Мужчины отчего-то решили, что наукой могут заниматься только они.

— Вот как! Ты, значит, готова пожертвовать жизнью, чтобы доказать обратное. А заодно и жизнью случайно подвернувшегося мужчины. Сдается мне, что ты все-таки знаешь способ, как вернуть монгольфьер на землю. Ты могла бы прекратить полет в самом начале.

— Могла. — Графиня де ла Тровайола смерила меня насмешливым взглядом. — И ты попался бы в руки полиции! И еще позволь напомнить: это розьер, а не монгольфьер.

— Прости, не вижу разницы, — признался я.

— Воздушный шар братьев Монгольфье наполнялся горячим дымом на земле, поднимался в воздух, а когда дым остывал, опускался вниз. Пилатр де Розье усовершенствовал изобретение, — с чувством превосходства поведала графиня. — Розьер поднимается вверх с жаровней в гондоле, сам видишь. Мы можем набирать высоту до тех пор, пока не кончится топливо.

— Топливо? — переспросил я.

— Да, — кивнула Алессандра. — А ты думал, это подстилка для любовных экзерциций?

Она отворила заслонку и сунула в жаровню охапку соломы. Я было расхохотался, но, хватив морозного воздуху, умолк. Не для того я бежал от убийц, чтобы умереть от чахотки.

— Ага! Я так и знал, что ты шутишь. Разыгрываешь меня! Если не подбрасывать солому, розьер благополучно спустится на землю!