Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты пытаешься сказать, дельфин Омер? Почему ты так говоришь?
— Прошлой ночью я кое-кого встретил. Он был очень хороший. Если бы ты его знал, он бы тебе тоже понравился. Мы с ним немного поговорили… и… после он поведал мне один секрет.
Дельфин Омер замолчал. Казалось, ему трудно подбирать слова.
— Ну же, расскажи мне! Какой секрет?
— А ты не будешь грустить?
— Не буду. Рассказывай!
— Он сказал, что меня призвали. И поэтому… поэтому сегодня утром мне нужно повиноваться зову и уходить…
— Что? Что ты имеешь в виду?
— Мое тело уйдет, вот и все.
— Что? Что ты говоришь, дельфин Омер? Ты не мог бы выражаться яснее?
— Улыбнись, Омер, так тебе больше идет. У тебя лицо покраснело.
— Пожалуйста, пожалуйста, расскажи мне все до конца!
— Ну… я покину этот мир, вот и все.
— Что?!
— Я умру. Но ты не грусти, ведь моя жизнь на этом не закончится.
— Что происходит, дельфин Омер? Пожалуйста, объясни мне, что происходит?
— Тот, с кем я говорил прошлой ночью, сказал мне, что это случится сегодня утром… Сегодня утром, когда солнце взойдет над Холмом Пустоши, я увижу луч света в глубине моря, и тогда мне нужно будет плыть на юг, за этим лучом. Свет приведет меня в рыболовную сеть, и меня поймают рыбаки. Мои плавники запутаются в сетях, и так как я не смогу подняться на поверхность, то начну задыхаться. Но тут два молодых рыбака втащат меня в лодку. Один из рыбаков крикнет: «Проклятое животное! Оно уничтожило наши сети!» — и выхватит перочинный нож. Он попытается выместить свою злость из-за порванной сети на моем теле, а второй рыбак будет пытаться прожечь сигаретой мою кожу. Делая все это, они примут рефлексы моего тела за агонию боли и рассмеются. Тот, кого я повстречал, велел мне не пугать их до тех пор, пока они не завершат свою задачу. Поэтому мне нельзя будет проявить мою благодарность к ним за то, что они отправят меня к Источнику Света. В особенности мне следует следить за тем, чтобы не улыбнуться им, ведь иначе они испугаются и выбросят меня обратно в море до того, как выполнят свой долг.
— Что ты говоришь, дельфин Омер? Что все это значит? Откуда человек, с которым ты говорил, знает обо всем этом?
— Кому об этом знать лучше, чем Ангелу Смерти?
— Ангелу Смерти?
— Да. Он очень добрый. Он даже попросил у меня разрешения забрать мою душу. Я очень удивился, но он сказал мне, что не имеет права без разрешения забирать душу того, кто собрался стать светом.
— И что ты ему сказал? Ты не дал ему такого разрешения, правда? Ты ведь сказал ему, что не можешь уйти, правда? Ты сказал ему, что любишь в этом мире ребенка и не готов уходить, оставить этого ребенка одного, правда? Скажи мне, дельфин Омер, скажи мне, что ты не дал ему разрешения.
Молчание дельфина Омера было для меня достаточно ясным ответом.
— Да, тут не помешает немного света, — сказал Ангел Смерти.
Точно так же, как и в тот раз, когда я восстал из могилы, непроглядная тьма сменилась серым туманом. Туман развеялся, оставив лишь дымку, и я увидел Ангела Смерти. Подняв голову, я огляделся. Яхта стояла на якоре у Цветочного острова, в том самом месте, где мы и находились до того, как отправились в плавание. На небе ярко сияло солнце.
— Что случилось со святой? — пробормотал я, поворачиваясь к Ангелу Смерти.
— Она обрела то, чего жаждала, после семнадцати ударов кинжалом. Отсутствие сопротивления с ее стороны и молчание в то время, когда ее тело кромсали кинжалами, вселили страх в сердца убийц, страх, какого они еще не ведали в своей жизни. Каждый удар кинжалом разжигал новую искру радости в ее глазах. Если бы убийцы поняли, что слезы, льющиеся из ее глаз, были слезами радости, а не слезами боли, они впали бы в панику и убежали, не исполнив свой долг. Но они завершили свое задание, что вселило еще большую тьму в их сердца, а затем бросили ее тело в море, которое она всегда так любила.
— Ну все. — Я выпрямился. — Пора тебе ответить на мои вопросы.
— Какие вопросы?
— Пора уже все мне объяснить. Я сделал, что мог. Ты пригласил меня на свою лодку, и я пришел. Ты угостил меня теплым молоком, и я его выпил. Ты отправил меня в морг, поместил в гроб, показал мне мои похороны и даже запер в могиле! Ты говорил, а я слушал. Ты хотел, чтобы я доверился тебе, и я так и сделал. Ты говорил что-то странное, но я не переспрашивал, что же ты имеешь в виду. Сейчас ты чуть было не заставил меня смотреть, как убивают святую. С меня хватит. Думаю, я заслужил объяснений.
— Что именно ты хочешь узнать?
— Все. То, на что ты намекал, но не пояснял свою мысль. Почему ты пришел ко мне, почему не позволил мне умереть, почему заговорил об Утраченном Лете и всем том, о чем я должен был вспомнить? Почему некоторые твои слова производили на меня такое впечатление, почему они звучали столь знакомо, но я не понимал, где уже слышал их? Когда я умру, если не стану пить таблетки сейчас? Я хочу знать все. Но самое главное, я хочу выяснить… почему я? Почему? Кто я такой, что Ангел Смерти спрашивает разрешения на то, чтобы забрать мою душу, как он спрашивал святую? Кто я такой, что Ангел Смерти делает все возможное для того, чтобы я не умер?
Я внимательно смотрел на его лицо, пытаясь увидеть его реакцию. Если сейчас ангел вновь уйдет от ответа, то, несмотря на все мои добрые чувства к нему, уважение, а может быть, и любовь, я стану презирать его.
— Я знаю, что происходит в твоей душе. — Он заглянул мне в глаза, а затем сел рядом со мной, опустив ладони мне на плечи. — Если ты не против, то начнем с твоего последнего вопроса. Почему именно ты?
Я благодарно кивнул.
— Почему ты? Почему ты… На самом деле ты сам можешь ответить на этот вопрос, Омер. Ответ достаточно прост.
— Прошу тебя. Мы ведь договорились.
— Ну ладно. Ты испытываешь все это из-за того, что так хочет Господь. Вот видишь, я же сказал, что ответ прост.
— Прошу тебя, в чем же причина? — не соглашался я. — Я хочу знать причину.
— Я уже назвал тебе причину. Этого хочет Господь. Разве может быть причина лучше?
— Не может. Но почему Господь этого хочет?
— А почему бы нет?
— А почему да? Чем я отличаюсь от всех остальных? Если уж мы говорим о той святой или любом другом святом, то я еще могу понять. Но я? Какое отношение я вообще имею к Господу? Я всего лишь эгоист. Безнадежный пессимист. Человек, исполненный горечи… Какое дело Богу до такого, как я?
— Это уже пусть Господь решает.
— Так что же это, Богу больше заняться нечем, как беспокоиться обо мне? Думать о том, проглочу или не проглочу я горсть таблеток? Присылать ко мне Ангела Смерти? Не смеши меня!