услыхала «танцы» и сразу переменилась в лице, стала прежней строгой старшей вожатой. Но девчонки не давали ей рта раскрыть: сперва кричали «танцы», а потом стали петь: «Нин-Вас, Нин-Вас, улыбнитесь вы хоть раз!» Начальник молчал, ждал, что она скажет. Исход дела решил Валерий:

— А что, я покручу им немного. Ребята не маленькие…

— Часок можно, — кашлянув, неуверенно поддержал Демьян Захарович.

Нина Васильевна сдалась. Девочки от радости начали прыгать. Валерий и Захар притащили магнитофон.

Я танцор плохой, хотя слух у меня есть. На вечера танцев еще не ходил, но дома несколько раз пробовал учиться. Не с девчонками, конечно, а с Колей Пронько, соседом. В общем-то фокстрот и танго с грехом пополам получаются: ритм соблюдаю, но на ноги наступаю.

Когда второй и третий отряды ушли, Нина Васильевна скрестила руки на груди и сказала:

— Валерий Николаевич, бальные! Понятно?

Девочки приготовились к танцам, а мы стали в сторонке. Женька бегал от девчонок к нам и канючил:

— Ну, давайте, давайте! Тоже мне пацаны… Тю!

Сам он не решался, а у нас у всех дрожали коленки.

— Падеспань! — объявил Валерий, и сразу же заиграла музыка.

Вы бы посмотрели на наших девчонок: лебеди, и только! Ступают чинно, глаза опущены — важней работы нет! Зинка ведет Маю, а та смотрит на меня и глазами спрашивает: «Танцевать будем?» Что я могу ответить? Я делаю вид, что не понимаю.

Женька отозвал в сторону Сашку Кикнадзе, и они о чем-то шушукаются.

И вдруг Нин-Вас не очень твердым голосом говорит:

— Мальчики могут тоже потанцевать.

Девчонки захихикали, а мы еще плотнее сбились в кучку. Тут как загремит фокстрот! Видимо, в бобине были разные танцы. Нина Васильевна вздрогнула, но с места не сошла. А девчонки с визгом схватили друг друга и заплясали. Всю важность с них как рукой смахнуло. Женька и Сашка мигом составили пару и врезались в самую гущу танцующих.

Постепенно на лице Нины Васильевны начало появляться что-то вроде улыбки, глаза посветлели, и в такт музыке застучала по земле нога. Валерий чинно, с поклоном пригласил ее танцевать. Через минуту нашу старшую не узнать было. Танцевала она красиво, легко, даже девчонки на нее загляделись. И всем еще веселее стало.

Когда началось танго, подошла ко мне Мая:

— Идем, научу. Не бойся!

На нас никто не обращал внимания, все разбились на пары. Правда, мальчишки больше танцевали друг с другом.

«Эх, была не была!» — решил я и пошел танцевать. Ох, и до чего же дивное было это танго!

— Не смотри на ноги! — приказывает Мая. — Пусть сами ходят.

«А если они не хотят? Если они только и делают, что наступают на Майкины? Может, это не мои ноги? Совсем как деревянные…»

Я все дальше и дальше отхожу от Маи, а она тихо смеется и говорит:

— Давай руку, не удирай!.. Правда, сегодня очень хорошо? Хоть бы танцы не кончились…

Даже веснушки ее сияют. Мне тоже становится очень весело. Ноги больше не дрожат, но все чаще наступают и на Майкины и на все, какие подвернутся. Я даже перестал извиняться.

— Общий вальс! — раздается голос Нины Васильевны. Оказывается, уже гремел вальс, а мы с Майкой и не слышали.

— Мая, — сказал я. — А с концертом у нас здорово получилось, правда?

— Ага, — кивнула она головой. — Ребята старались, чтоб Валерия поддержать.

— Да, теперь старшая больше придираться не будет.

— Подожди еще. Ты забыл, что скоро должна приехать Лебедева?!

— Ну и что?

— Нина Васильевна захочет ей прежде всего показать стенгазеты, дневники и фотомонтажи, а ведь у нас их нет. Вот она и начнет снова говорить о неопытности Валерия.

Я хотел сказать Мае, что все еще впереди, но вдруг вспомнил о своей записке. После полдника я к летней эстраде не ходил, некогда было.

— Ты записку мою взяла? — спросил я ее.

Мая удивленно посмотрела на меня.

— Под ящиком ничего не было. Я обшарила его со всех сторон.

— Как это не было?! Ты же видела, я ее положил.

— Видела…

Вскоре все выяснилось. Мы начали снова танцевать и наткнулись на группу наших мальчишек. Между ними вертелся Женька Быков и, ехидно поглядывая, что-то шептал им: ребята молчали, но не отрывали от меня и Маи глаз. Мы тоже остановились, и музыка сразу прекратилась. Женька вытащил из кармана какую-то бумажку и начал, паясничая, читать:

— «Мая… жди после полдника возле летней эстрады! Мне нужно тебе что-то секретное сказать. Твой Митя».

Кто-то из ребят засмеялся. Мая испуганно посмотрела на меня, а я почувствовал, что земля под ногами проваливается. Конечно, это моя записка. Ну и дрянь же этот Женька! Значит, он подсмотрел и украл!

— Отдай сейчас же! — крикнул я и бросился к нему, но Мая схватила меня за руку.

— Не надо, ну его…

Нин-Вас выбежала на середину и сказала, обращаясь к Валерию:

— Ну вот… Ну вот, видите, к чему танцы приводят?!

А Женька продолжал размахивать запиской и кривляться.

— Отдай сейчас же! — крикнул я.

Женька махнул перед моим носом запиской и пустился бежать. За ним погнались ребята.

— Что же это? Что же это такое?! Сейчас же прекратите! — затопала ногами Нина Васильевна.

Скоро ребята притащили Женьку. Он отбивался и мычал.

— Нет у него записки! — сказал Захар. — Мы его обыскали.

Тут Женька открыл рот и прошамкал:

— Вот она, твоя записочка, возьми ее! — и выплюнул бумагу на землю.

— Все! Теперь с танцами распрощайтесь! — решительно заявила Нин-Вас.

— А при чем здесь мы? — зашумели девчонки. — Быков виноват, его и наказывайте.

— Правильно! — поддержали ребята.

— Его давно надо было перевести в третий отряд, потому что он ведет себя, как пятиклассник… И вообще он ничего-ничего не понимает! — возмущенно сказала Оля.

— Сама ты ничего не понимаешь! — заорал Женька.

Он больше всего обижался, когда его считали маленьким. Захар тряхнул его за ворот, а Сашка подтолкнул меня сзади и прошипел:

— Дай ему, Митяй, как следует! Что ты на него смотришь?

У меня все кипело внутри и кулаки чесались. Я ступил вперед, но Женька сжался в комочек, закрылся руками и запищал:

— А ну, ударь! А ну,