По мере опустения муниципальных курий епископ брал на себя также определенное количество обязанностей, не входивших в прерогативу священнослужителя. Так, когда вспомоществование бедным уже не было обеспечено, духовенство стало руководить приютами с медицинским обслуживанием — ксенодохиями и вести список неимущих, окормляемых церковью, — матрикулу. Выкуп военнопленных тоже возлагался на епископат, и часто можно было видеть, как прелаты следуют за армией в походе, чтобы вести переговоры об освобождении пленных. В более широком смысле епископ стал выразителем мнения жителей своего города: поскольку всем было известно, что он умеет найти общий язык с власть имущими, сограждане обращались именно к нему, когда надо было переговорить о сумме налога, добиться провизии в случае неурожая или защитить обвиняемых, которых повлекли на светский суд.

При случае епископский дворец мог превращаться и в суд. Позднее римское право предоставило епископам некоторые судебные полномочия, а меровингская эпоха их расширила. Так, епископы брали на себя все процессы, в которых была замешана духовная особа, а также большинство дел, связанных с брачным правом или с конфликтами между христианами и представителями другой религии. Некоторые епископы пользовались этим положением, чтобы расширять свою власть. Так, епископ Ле-Мана Бадегизил (ум. в 586) значительно обогатился, захватывая имущество обвиняемых, которым выносил приговор. А его коллега Авит Клермонский в 576 г. велел изгнать из своего города всех евреев под предлогом прекращения беспорядков. Но обычно меровингское церковное правосудие отличалось умеренностью. Многие прелаты обучались римскому праву, прежде чем начать проповедовать благую весть, и умели гармонично сочетать букву закона и дух милосердия.

Современники усматривали в епископе и более таинственное свойство. Ведь этот Божий человек имел доступ к силам, недоступным простым смертным. Было известно: если его жизнь чиста, он может получить помощь небес. Жители его диоцеза просили его остановить пожары или вызвать дождь, чтобы спасти урожай. А когда терпел неудачу врач, больной обращался к чудотворцу. Но когда епископ не творил чудес, он был хранителем мощей святых, покоившихся в его соборе и других церквах его города. А ведь христианские мученики и исповедники, даже если и не были наследниками полисных божеств, были прежде всего местными святыми. Все знали, что, если святому Мартину поклоняться как следует, он защищает свой добрый город Тур, тогда как святой Медард хранит Суассон. Поэтому жители ожидали от епископа, чтобы он верно использовал чудесную силу, исходящую от мощей. Так что один и тот же человек просил короля о снижении налогов и молил небесный суд об избавлении города от ужасов эпидемии. Во всех случаях епископ был ходатаем. Он знал, как снискать благоволение далекой власти, будь она светской или сверхъестественной.

Олицетворение власти, харизмы и посредничества — меровингский епископ естественным образом воспринимался как первый человек в городе. Однако в этом первенстве не было ничего официального. Его мог даже оспаривать граф города, наделенный институциональными полномочиями на той же территории. Но епископ назначался пожизненно, тогда как карьера графа допускала перемены. К тому же епископ круглый год оставался в городе, тогда как граф на долгие месяцы отъезжал в армию, чтобы командовать местным контингентом. Соотношение сил было неравным, и если в исключительных случаях граф и епископ вступали в конфликт из-за контроля над городом, в среднесрочной перспективе чиновник наверняка терпел поражение.

Поскольку епископат обладал такими возможностями, меровингские короли быстро осознали, насколько выгодно держать под контролем вакантные церковные должности. Форму назначения епископов теоретически все еще диктовали каноны Никейского собора 425 г., требовавшие, чтобы глава христианской общины избирался clero et populo, то есть местным духовенством и мирянами, представленными аристократией. Франкские короли, не оспаривая этого принципа открыто, мало-помалу присвоили право выбирать кандидатов, по меньшей мере в крупнейших городах. Духовенство периодически протестовало,[13] но обычай одержал верх над правом. Надо сказать, что Меровинги обычно назначали людей достойных, часто бывших чиновников, уже поступивших в ряды Церкви, чтобы приблизиться к Богу. Скандал был по-прежнему возможен, если король в новые епископы предлагал мирянина в чистом виде, чужого для диоцеза человека или отъявленного развратника. Кандидат на епископскую должность, слишком открыто покупавший покровительство монарха, тоже вызывал гнев современников. Но если такие истории и наделали много шума, все же они случались сравнительно редко.

Новый епископ, после того как его выбрал король, формально избирался народом и духовенством своего города, а далее его посвящали другие епископы церковной провинции. После этого прелат становился неприкосновенным. Он мог даже занять независимую позицию по отношению к государю, которому был обязан должностью. Поэтому меровингским королям часто приходилось идти на переговоры со старыми и опытными епископами, которые «зубами и когтями» защищали интересы своего города и принципы церковной дисциплины.

Однако не надо представлять дело так, будто монарх и его епископат непрерывно мерялись силой. Прежде всего, присутствие энергичного прелата обеспечивало городу спокойствие и процветание, что королевская власть ценила. Так, Теодоберт I согласился одолжить епископу Верденскому Дезидерату семь тысяч золотых монет для восстановления экономики города, выходившего из кризиса. Когда через некоторое время Дезидерат предложил вернуть долг, король учтиво отказался: оживление торговли в Вердене уже принесло пользу его душе… и казне за счет косвенных налогов.

В более широком плане у Меровингов тоже не было никаких причин опасаться епископата: ведь если в собственном городе каждый прелат был чрезвычайно могуществен, единой «епископской партии» не существовало. Действительно, структура франкской церкви оставалась рыхлой, и никто не мог претендовать на звание главы галльского епископата. Хотя епископу Арльскому папа и пожаловал титул «апостолического викария», коллеги признавали за ним в лучшем случае моральный авторитет. Некоторая неопределенность существовала и в иерархии. В IV в. было решено, что центру каждой римской провинции положен «митрополит», обладающий властью над «викарными епископами» других городов. Такими церковными митрополиями стали Арль, Вьенн, Лион, Безансон, Бурж, Бордо, Тур, Руан, Сане, Реймс, Трир, Майнц и Кёльн. Конечно, это были важные города, где выборы епископа часто сопровождались ожесточенной борьбой. Но власть митрополита оставалась теоретической, и каждый город во многом сохранял независимость. Григорий Турский так и не сумел урезонить епископа Феликса Нантского, хоть тот и был его викарным епископом. Как правило, прелаты больше конфликтовали меж собой, чем с королем или с графами.

Тем не менее меровингская Галлия не представляла собой мозаику совершенно независимых христианских «микромиров». Соборы происходили часто, и дважды-трижды за десять лет епископы соглашались собраться, чтобы обсудить догму, церковную дисциплину или литургию. В зависимости от того, куда рассылались приглашения, собор мог включать представителей церковной провинции, одного или нескольких Teilreiche и даже в исключительных случаях всего Regnum Francorum. Собрание также позволяло епископам осудить одного из своих коллег, заподозренного в тяжком прегрешении, или воспользоваться своей многочисленностью, чтобы коллегиально отлучить грешника-короля. Иногда франкский государь вспоминал, что Никейский собор созвал великий Константин, и брал созыв на себя; в таком случае собрание епископов приобретало вид церковного placitum.