Берни, скорее всего, имела в виду тот безумный переход через всю Сэру с целью снова вступить в армию КОГ после стольких лет. А может быть, и нечто другое.

Он решил, что непременно выяснит это.

Коалиция Объединенных Государств по-прежнему существует, законы по-прежнему в силе, как и все наши обязательства перед обществом. Война закончилась, но нам предстоит новая битва — битва за выживание, нам предстоит восстановить разрушенное, и в эти трудные дни мы не намерены оставлять безнаказанными преступления и антиобщественное поведение. Единство помогло нам победить Саранчу. Но разобщение наверняка победит нас самих.

Председатель Ричард Прескотт, из обращения к выжившим жителям Хасинто, Порт-Феррелл

Военно-морской корабль Коалиции «Правитель», военно-морская база Мерренат, спустя десять дней после эвакуации Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва

— Пожалуйста, ополосните сапоги, сэр.

У подножия трапа, ведущего на корабль, стоял большой металлический поддон с пурпурной жидкостью. Капитан корабля Алисдер Файн, как значилось в списке Ани, старший по званию офицер в остатках военно-морского флота КОГ, стоял наверху, словно часовой, всем своим видом показывая, что даже главнокомандующий и старший офицер медицинской службы не попадут на борт, не пройдя необходимой процедуры.

— Хороший мальчик, — пробормотала доктор Хейман. — Вперед, полковник.

Аня настороженно наблюдала за Хоффманом. Менее значительный человек зарычал бы в ответ на подобное указание, но полковник просто остановился, словно кто-то напомнил ему, что он забыл в дверях ключи. Он ополоснул подошвы сапог в дезинфицирующем растворе, стряхнул капли и начал подниматься по трапу. Доктор Хейман последовала его примеру.

— Подъем на борт проходит с боем, — пробормотал Маркус. — Первыми идут ударные части.

— Я уверена, что Файн разумный человек…

Маркус шел сразу за Аней, так близко, что до нее доносился запах карболового мыла. В эти дни все мылись как одержимые, скребли себя чуть ли не до крови. Дело было не только в борьбе с инфекциями. Среди солдат распространился какой-то невроз: все как будто хотели смыть с себя прошлое.

Наверху, у сходней, красовалось ведро с мыльной, сильно пахнущей водой.

— Руки, — сказал Файн. — Пожалуйста.

— Рад видеть, что вы серьезно относитесь к гигиене. — Хоффман вымыл руки тщательно, как хирург. — Доктор Хейман будет вами довольна.

— Мы находимся в замкнутом пространстве. — Файн, державшийся настороженно, жестом пригласил их следовать за собой. — У меня на борту свыше восьми тысяч человек. Нам не нужны лишние проблемы.

Они покинули верхнюю палубу и оказались в недрах судна, в приятном тепле. У Ани слегка закружилась голова от запаха смазочного масла, готовящейся пищи и человеческих тел — он не был неприятным, но лишний раз напоминал о том, что авианосец до предела забит людьми.

Файн отступил, пропуская их в каюту; на переборке рядом с люком по трафарету было выведено: «КОМАНДИР АВИАГРУППЫ — ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ИНСТРУКТАЖА». Переступая через комингс, Аня поймала настороженный взгляд Файна — он был устремлен мимо нее, на Маркуса. Наверное, он подумал, что это телохранитель; видимо, жители кораблей уже рассматривали Порт-Феррелл не только как источник заражения, но и как очаг анархии.

— Маркус Феникс? — спросил капитан.

— Так точно… сэр.

Маркус, произнося слово «сэр», умел придавать своему голосу особенное выражение, в зависимости от того, насколько высоко он ставил офицера, к которому обращался. Аня решила было, что Файн помнит его по какой-то операции или знает его семью.

Внезапно ей пришло в голову, что большинство людей знают Маркуса только как сержанта Феникса, которого посадили в тюрьму за то, что он оставил свой пост. Военно-полевой суд над героем, награжденным Звездой Эмбри, прочно засел у людей в памяти.

Аня инстинктивно сжалась, приготовилась к воинственному ответу на любое замечание или ехидную ухмылку, но Файн ничего не сказал, и они сели за стол. На переборках были развешаны костюмы пилотов; значит, у них не хватает места в шкафах. Теперь все пилоты «Королевских воронов» размещались на «Правителе». Всего лишь несколько дней потребовалось для того, чтобы возникло разделение на тех, кто жил в лагере беженцев на берегу, и тех, кто вел относительно комфортное существование на море. Моряки отказались отправить на берег медицинский персонал, чтобы помочь людям Хейман, выбивавшимся из сил, и заявили, что больше не могут принять на борт ни одного человека.

— Капитан, — Хоффман положил локти на стол, — я бы хотел решить этот вопрос мирным путем. Мне часто приходится делать вещи, которые мне совершенно не по душе. Команда доктора Хейман не справляется, и мне очень хотелось бы, чтобы вы отпустили на берег несколько человек из медицинской службы.

Файн кивнул Хоффману, но ответил, обращаясь к главному врачу:

— Когда вы эвакуировали Медицинский центр Хасинто, мэм, мы превратили «Единство» в плавучий госпиталь. На борту его находится множество солдат с серьезными ранениями и гражданских, нуждающихся в интенсивной терапии и уходе. Я знаю свою работу, знаю свой долг — сохранить экипаж корабля, сам корабль и наш флот. Я не собираюсь спорить с главным военным врачом Хасинто о том, кого мы можем бросить умирать, а кого нет.

Это была игра. Хоффман должен порычать, Хейман ни за что не удержится от язвительных замечаний, а потом Аня предложит компромиссное решение.

А если это не сработает, тогда Маркус должен выполнить приказ: арестовать Файна и препроводить его на берег. И ему это очень не нравилось.

«Да, это не усилит желание людей сплотиться. Власть — это, конечно, хорошо, но когда ты применяешь ее в подобной ситуации…»

— Каждый день я теряю кучу гражданских, сынок, — заговорила Хейман (Файну, наверное, было где-то за сорок). — Нелегко бороться с переохлаждением, и хирургам у нас делать нечего — больные любезно умирают сами, бедняги. Но я абсолютно уверена в том, что вы можете помочь нам с болезнями. Главным образом это заболевания дыхательных путей.

— Ржавчина легких и вирусы. Я прекрасно знаю, что у вас там происходит.

— Кстати, ополаскивание ног отлично помогает против болезней скота, но нам с вами мыть сапоги практически бессмысленно. Однако вам пять баллов за попытку.

Ане стало жаль Файна. Ехидные фразы Хейман действовали как удар в пах. Настало время дипломатии.

— Как насчет того, чтобы объединить наши ресурсы? — вступила она. — В обмен на нескольких хирургов мы предоставим вам медсестер. Или превратим «Единство» в центральный госпиталь КОГ и всех тяжело больных переведем к вам на борт.

Хейман научила ее, что нужно говорить. Это была угроза. Разумеется, Хоффман мог заставить Файна сделать все, что угодно, или пристрелить его за неповиновение, но, вместо этого, он решил действовать методом кнута и пряника. Ее всегда поражало то, как ловко Хоффман, грубый вояка, лишенный всякого внешнего лоска, умел ориентироваться в сложных психологических лабиринтах.