Он неопределенно кивнул за окно.

– Макс… Я же пыталась словами… Через рот, – девушка опустила голову на скрещенные руки, выдохнула: – Господи. Я уже сама не знаю ничего…

Макс ждал. Это как на допросе – удивление, отказ и сопротивление, немного отпускаешь, чтобы допрашиваемый расслабился, а потом задаешь ключевой вопрос и видение ситуации со стороны следствия. Дальше – сидишь и фиксируешь показания. В речевом потоке обязательно найдется суть.

– Что значит не знаешь? Тебя здесь силой держат?

– Н-нет, что ты… Я и послушания разные выполняю. И за пределами скита. И сестры очень милые… многие из них… Многим матушка Ефросинья действительно помогает.

– А тебе? Она тоже помогает?

Карина молчала. Он чувствовал – привычные методы работы с ней не срабатывают, еще мгновение, и она замкнется.

Решительно направился к столу, сел напротив, сложив руки перед собой:

– Карин. Я что-то не знаю? У тебя какие-то серьезные проблемы? Кто-то обидел? Деньги кому должна? Прячешься от кого-то? Что тебя здесь держит?

Девушка покачала головой:

– Я просто не могу назад. Здесь мне… спокойно.

– Но ты же понимаешь, что там, – он кивнул головой в сторону ворот, – ждет твоя жизнь, учеба, друзья?

– Да какие там друзья… Никого не осталось.

– Никого не осталось потому что плохие были или ты их сама оттолкнула? – Он шумно вздохнул, заговорил доверительным шепотом: – Карин, ты ж умная девчонка, ты что, действительно считаешь, что проблема решится, если спрятать голову в песок? Помолишься, и все утрясется? Знаешь же, что в Библии говорится: на бога надейся, а сам не плошай. Бог судьбу в твои руки отдал с твоим рождением, так что сама за все отвечаешь.

Карина выпрямилась:

– А я и отвечаю. Потому сюда и пришла.

Она встала.

– То есть ты здесь себя заперла… для чего?

Макс ждал. Сестра избегала встречаться с ним взглядом, при этом выглядела сдержанно, упрямо поджав губы, дышала ровно и глубоко, как человек, который решил для себя нечто важное. Решил давно.

– Макс, это сложно и долго объяснять… Нет никакого желания. Постарайся понять… Каждый мой шаг в последние месяцы – это шаг искупления… Я знаю, ты, как и Раф, как мама и Генка с Данилом, вы все к этому не относитесь всерьез, может, поэтому-то я и старалась не афишировать.

– Погоди-погоди, ты здесь… в наказание? – Вот такого поворота Макс не ожидал. – Карин, это ж ерунда какая-то…

Девушка прошла к двери. Остановилась, уже положив руку на ручку, оглянулась:

– Но ведь кому-то нужно. И об этом не скажешь словами, «через рот», как ты выразился, не натолкнувшись на смех… Спасибо тебе, что приехал.

Макс понял, что проиграл. Зацепился за последнюю откровенность:

– Карин, я за тобой приехал, тебя забрать.

Девушка покачала головой:

– Не поеду я. И ты не приезжай больше… И Рафаэлю передай, чтобы не искал меня больше… Матушка ругается.

Громов вслушивался в новый стук под капотом – все-таки придется сдавать машину в ремонт, но остаться без машины – это боль, это упущенное время, это связанность по рукам и по ногам.

«Возьму в прокат, черт с ними», – прикинул, мысленно обругав кого-то неизвестного ему, кто виноват в проблеме с двигателем. Но тут же в сердце стало теплее – может, это мелочь какая, как в прошлый раз. Может, датчик «полетел»… «Ну-ну, уговаривай себя», – усмехнулся и решительно выдернул ключ из замка зажигания.

Город блестел после прошедшего недавно дождя, будто покрылся глянцем: иллюминация отражалась в лужах, рассыпалась красно-оранжевым золотом. В воздухе пахло обещанием весны. Павел потянулся, простонал: уже которая весна мимо него проходит, пока он по кабинетам, моргам да судам шляется.

– Вот возьму и влюблюсь, – пробормотал. – Встречу кого-нибудь и ка-ак расщедрюсь чувствами.

Он живо представил себя, мчащегося через вот такие же лужи с букетом в руках, вспомнил, чем это обернулось в прошлый раз, с Ириной, и заскучал: не годен он для романтической службы.

– Потому как ничего, кроме ворьё ловить ты не умеешь, Пашка, – напомнил себе, и тут же утешился – что хоть это ему удается.

Автомобиль мигнул, встав на сигнализацию. Павел перешагнул через лужу и направился к подъезду. Миновав детскую площадку, полез в карман за ключами от квартиры – пусто. Замер посреди тротуара, соображая, почему карман пуст.

«Дурак ты, Громов», – вспомнил с облегчением, что у него дома гость и шаром покати в холодильнике. Хоть, конечно, Макс еще тот гость, но не оставлять же голодным человека. И себя. Не сбавляя скорости, развернулся и направился к ближайшему магазину. Он люто ненавидел супермаркеты, в которых забываешь, зачем пришел и вспоминаешь только у кассы, когда тебе озвучивают сумму покупки. Поэтому предпочитал маленькие придомовые забегаловки – в конце концов те же полуфабрикаты можно взять и там. А на большее он и не рассчитывал.

Торопливо попрощавшись с незнакомой продавщицей, забрал пакет. Привычно отметил, что в холодильнике нет градусника, а на полках отсутствует часть ценников, но портить вечер не стал, выскочил на улицу.

– Помогите!

От неожиданности у него пакет вывалился из рук – мимо него промчалась девушка. Взбежав по лестнице, с силой дернула дверь его подъезда на себя, но домофон был установлен новый, на такие грубости не поддавался. Двое мужчин, бежавших за незнакомкой, в один прыжок миновали три ступеньки на крыльце.

– Не надо! – девушка развернулась к нападавшим.

Прикрыв голову руками, съехала по стене.

Павел был уже почти за спиной у нападавших, когда один из них достал из кармана сотовый, быстро сфотографировал перепуганную девушку и, покосившись на подбежавшего Павла, толкнул напарника в плечо:

– Всё, – коротко бросил.

И оба, перемахнув через парапет, спрыгнули с крыльца прежде, чем Павел сообразил, что происходит. Побежали в противоположную сторону.

Громов бросился к девушке:

– Жива?

Круглые от ужаса глаза, бледное лицо. Из-под сбившейся на затылок шапки видны светло-русые волосы. Громов автоматически отметил, что девушке на вид лет двадцать, и что, скорее всего, студентка – сумка объемная, плоская и явно тяжелая, а подушечки пальцев перемазаны синими чернилами от шариковой ручки. Выставив перед собой руки, она продолжала обороняться, от испуга даже не заметив, что нападавшие скрылись. Громов достал из кармана «корочку» – бордовая картонка с гербом часто действовала успокаивающе, дотронулся до плеча девушки:

– Всё, они убежали. Вы ранены? Вы можете встать? – дежурные вопросы, которые скорее предназначены для того, чтобы потерпевшая услышала человеческую речь.