– Это воистину жестокая шутка, – сказал я и опять полез в карман за «наладонным защитником», – и он за нее заплатит, клянусь Богом!

Я посмотрел вверх и уже собирался было выкрикнуть самую жестокую угрозу, какую только мог придумать, но Холмс быстро прошептал:

– Нет, Ватсон! Час еще не пробил! Этот человек считает себя умнее других, но, как часто бывает, он в конце концов окажется в дураках!

Холмс прислушивался к напеву и, похоже, дожидался чего-то; он знал, что шаги возобновятся, и ждал, пока они пройдут над нами и скроются в том направлении, где на нашем этаже расположена передняя; и лишь когда они совсем затихли вдали, направляясь к новой части дворца, Холмс опять заговорил:

– Даже странно, что бестелесное создание так звучно шагает – а мелодия-то!

– А что с мелодией? – спросил я, предлагая мисс Маккензи выпить еще виски.

– Вы ее не узнали?

– Она как-то подходила к голосу – в ней было что-то итальянское, – и по временам мне казалось, что узнаю. Но так и не узнал.

– Что-то итальянское? – многозначительно ответил Холмс. – Ватсон, ваше невежество в области музыки по временам внушает мне отчаяние. Впрочем, не будем отвлекаться. Я знаю, что нам делать, но нельзя терять ни минуты!

Я убедил мисс Маккензи выпустить мой лацкан и опять сесть на кровать. Как утопающий за соломинку, девушка цеплялась за серебряную рюмочку с виски, которую я ей дал, и хоть я видел, что она почти пьяна, я налил ей еще чуть-чуть.

– Мисс Маккензи, – обратился к ней Холмс. – Быть может, этот человек, Вилл Сэдлер, бывает в пабе – какой же это паб, их ведь так много в Эдинбурге?

– «Дудка… Дудка и барабан», – наконец выдохнула она. – На Джонстон-террас, возле замка.

– Значит, это паб для солдат? – спросил Холмс.

– Да, – ответила девушка. – Для гарнизонных, он с ними почти со всеми приятель, он ведь там работает.

– Работает?

Она быстро кивнула:

– Да, чинит старое оружие, даже иногда старые пушки.

Холмс встал и повернулся ко мне, явно обеспокоенный.

– Осложнение, Ватсон. Без сомнения, эти солдаты – собутыльники Сэдлера и будут оборонять его в его норе. Нам надо действовать с осторожностью… – Холмс поглядел на потолок. – Значит, он чинит старые пушки? Талантливый человек, я бы сказал. – Холмс опять склонился над девушкой, чтобы задать ей оставшиеся вопросы: – Мисс Маккензи, вы теперь понимаете, что слышали голос не призрака, но человека? – Девушка попыталась кивнуть, но у нее вышло лишь слабо дернуть головой. – Вы верите этому?

– Я… я стараюсь, мистер Холмс. Я знаю, что вы желаете мне добра…

– Отлично, юная дама, отлично сказано. Может, у вашего ребенка и не будет отца, но зато у него будет мать, которая восполнит нехватку! – Мисс Маккензи, услышав это, даже слабо улыбнулась. – Теперь последует первое ваше испытание. Ясно, что оставаться здесь вам небезопасно. Вы должны спуститься вниз, в кухни, к тете, дяде и кузену. Они вам…

Зеленые шотландские глаза широко раскрылись:

– В ку… нет, мистер Холмс, не могу! Мне нельзя на тот этаж! Дядя с меня шкуру сде…

– Ничего подобного он не сделает, – ответил Холмс. – Мы пойдем с вами и расскажем вашим родным, как храбро вы себя вели, и как вы нам помогли в наших попытках развеять ужас, так долго царивший во дворце. Я говорил с вашим дядей, и я знаю, что он примет вас, узнав, что вы решили всеми силами противостоять Сэдлеру. И мы оба знаем, почему он так поступит, верно?

Немного подумав, мисс Маккензи неохотно кивнула:

– Верно, сэр. Это правда, у него есть причины ненавидеть Вилла. Но… почему вы думаете, что с вами не приключится того же, что постигло дядю Гэвина… мистера Хэкетта? Может, вам лучше просто пойти в полицию…

– К несчастью, это дело требует абсолютной секретности, поэтому нам некуда пойти. Но не бойтесь, нам помогут – завтра вечером мы с Ватсоном будем не одни, сюда явятся другие люди, наши знакомые, они гораздо надежнее и умнее любого полицейского – и, конечно, ваш дядя и ваш кузен нам тоже помогут. – Холмс поднялся с места. – Скажите только, что вы с нами – это тем более необходимо, что Вилл Сэдлер сюда вернется, – и я обещаю, что вы в какой-то степени загладите свою вину.

Он ждал ответа; прошло несколько долгих секунд; и наконец девушка выразила свое согласие чуть заметным кивком.

– Отлично, мисс Маккензи, отлично. А теперь идемте. – Холмс повернулся, чтобы возглавить движение к выходу; но тут же остановился, будто припомнив что-то. – Кстати, мисс Маккензи, вы, я полагаю, бывали в мастерской у Вилла-Верняка?

– А как же, сэр. Сколько раз.

– Это там он держит свою птицу?

Меня этот вопрос поверг в полное замешательство, но мисс Маккензи ответила не задумываясь:

– Верно, сэр. У него там столько всяких диковин…

– Не сомневаюсь. – Холмс вытащил из кармана карандаш и клочок бумаги и начал яростно рисовать. – А вы случайно не видели среди этих диковин примерно такое вот устройство?

Он показал бумагу девушке, и в ее глазах мелькнула искорка узнавания.

– Так вы тоже там бывали, мистер Холмс? Я не припомню, как эта штука называется, но ее нашли в замке, в одном сарае, тыщу лет назад. Вилл ее чинит уже сколько времени…

– В самом деле? – Холмс положил карандаш обратно в карман, а я помог девушке встать. – Что ж, мисс Маккензи, похоже, он ее все-таки починил…

Марш в «Дудку и барабан»

Я часто упоминал, что Холмс никогда не раскрывал всех деталей расследуемого дела до момента развязки. (В ранние годы нашего знакомства я называл эту его манеру «недостатком», но впоследствии мне стало стыдно за свои слова.) Так что, выходя вместе с Холмсом в эдинбургский вечер, дабы вернуть мисс Маккензи под охрану родных, в комнаты слуг, я, как обычно, не понимал, что происходит, но смирился с этим. Как и предвидел Холмс, некогда омерзительный Хэкетт, увидев ее, стал совершенно другим человеком (к счастью, он закрыл отсутствующий глаз повязкой и не пользовался стекляшкой, которая ранее внушила мне такое отвращение). Он еще более переменился, когда выяснилось, что девушка цела и невредима, хотя слегка расстроена, нетрезва и нуждается в горячей ванне. Миссис Хэкетт рассыпалась в похвалах мне и Холмсу, говоря, что все они – все дворцовые слуги – гадали, придет ли время, когда кто-нибудь извне сделает то, на что никто из них не мог отважиться: раскроет позорные дела, что так давно творятся в западной башне. Подобные заявления могли бы показаться странными – но только тем, кто ничего не знает о жизни слуг в большом особняке (а трудно представить себе «особняк» грандиознее, во всех смыслах этого слова, королевского дворца). А те, кто знает это, знакомы и с типичным страхом потерять место (и еще хуже – получить плохую рекомендацию, с которой потом больше никуда не устроиться), и с тем, что эти страхи порой играют на руку ловкачам, строящим на них грандиозные аферы: злоупотребления, кражи, или, как в нашем случае, хитро задуманную, приносящую немало денег мистификацию. И, как намекала мисс Маккензи и открыто сказал Холмс, в больших особняках доверие между слугами и хозяевами – очень тонкий механизм; стоит испортиться одной детали – и, возможно, всю машину придется заменять целиком. Потому-то Хэкетт никогда никому не рассказывал, что творится во дворце вообще и в западной башне в частности.