Старый вампир дернулся под ее каблуком; Франсуаз мощным ударом лома разнесла чудовищу череп.

– Вы пришли, потому что это я хотела вас сюда заманить. – Голос девушки, громкий и повелительный, заставлял вампиров опускать головы и прятать глаза. – Вы подчинялись моей воле задолго до того, как увидели меня.

Поверженный старик продолжал бессильно шевелиться на земле.

Вперед вышла старая женщина, сквозь ее длинные седые волосы проглядывал блестящий череп.

– Пожалуйста, не убивай старого пастуха, – произнесла она. – Мы готовы подчиниться тебе, если ты пообещаешь напоить нас и накормить. Мы очень голодны.

Вампиры сгрудились еще плотнее; теперь в их глазах можно было прочитать мольбу и страх.

– Пастух заботился о нас с тех пор, как священники разрушили нашу деревню, – продолжала старуха. – Пожалуйста, оставь его в живых.

Франсуаз в раздумье посмотрела на тело, вздрагивавшее под ее каблуком.

– Он был дерзок, – сказала она, – и осмелился не повиноваться мне. Но так и быть – я не пристрелю его серебряной пулей, если он поцелует кончики моих сапог. Ты готов сделать это, старик?

Человек поднял окровавленную голову. Раздробленный череп срастался медленно, ибо пастух был голоден и истощен.

– Мой народ хочет есть, – прошептал он. – Наши дети голодны. Если ты обещаешь, что позаботишься о них, я стану твоим верным рабом.

Франсуаз улыбнулась еще шире.

Меня едва не стошнило.

Старый вампир встал на колени. Безобразный кожаный пластырь, в который превратилось его лицо, раздвинулся, открывая пасть. Голова вампира низко наклонилась; он почтительно поцеловал кончики сапог девушки и отполз прочь, не поднимая лица.

– Может быть, ты будешь прощен, – проговорила Франсуаз и, обведя тварей взглядом, коротко усмехнулась. – А теперь постройтесь по трое, и я отвезу вас в город.

– В город, в город, – загомонили вампиры. – Там нас накормят. Как мы хотим есть.

Франсуаз повернулась к одному из детей и благосклонно потрепала его по грязным волосам.

– Я даже позволю вам поехать в машине.

Имея дело с толпой, очень сложно заставить ее подчиняться; секундная промашка – и она выйдет из-под контроля.

Однако Франсуаз любит рискованную игру.

Высокий человек с черными всклокоченными волосами внезапно вышел из круга. Его зрачки все еще оставались черными, но по их ободкам уже начинали пробегать золотистые искры.

– Стыдитесь, – глухо проговорил он, и его глаза взорвались золотыми молниями. – Стыдитесь, люди.

Вампиры зашумели.

Франсуаз гордо повернулась к наглецу, дерзнувшему ей перечить.

– Да вы посмотрите, – продолжал вампир. – Их здесь всего двое. Эльф и демоница, в которых много свежей, горячей крови.

Гул голосов стал громче. Твари переглядывались, и их потускневшие глаза вновь начали алчно загораться.

– К чему нам подчиняться ей? – Вампир повысил голос, обнажив окровавленные клыки. – Мы здесь, мы вольны поступать так, как захотим.

Он обвел толпу горящим взглядом.

– Вы жаждете крови – так вот же она, кровь.

Последнее слово он проревел, корчась от боли.

Франсуаз легко шагнула к нему и, опустив руку, схватила вампира прямо через штаны за яички. В следующее мгновение она распрямилась, высоко поднимая над головой его оторванное мужское достоинство.

– Если я услышу хоть слово, – грозно произнесла она, – еще хоть одно слово, я убью вас всех, прямо здесь.

Старый пастух, все еще не поднимаясь с колен, смотрел на то, что происходило. Маленький мальчик, голову которого Франсуаз только что ласково трепала, теперь глядел блестящими глазами на девушку, оскалив клыки.

Кастрированный вампир поднимался с колен, и его потемневшее лицо горело злобой.

– Не слушайте лживые речи этой блудливой твари, – прохрипел он. – Демоны всегда лгут. Она закует вас в цепи и станет морить голодом, пока вы не потеряете последние силы, чтобы сопротивляться ей. А тогда она станет пытать вас ночи напролет, наслаждаясь тем, как вы кричите от боли. Убейте демоницу, и вы вдосталь напьетесь крови.

Франсуаз развернулась эффектным движением королевы, и ее волосы взлетели пышным облаком.

Вампиры стояли на месте, не решаясь двинуться; адский огонь, прыгавший в глазах моей партнерши, пугал их, заставляя робко жаться друг к другу.

Но дерзкие слова их соплеменника и близость свежей, горячей крови не могли не взбудоражить изголодавшихся тварей. Вот они сделали один шаг, потом еще один, смыкая кольцо; дети разевали маленькие рты, вскрикивая и повизгивая.

– Несчастный, – громовым голосом произнесла Франсуаз, и обжигающий столб пламени ворвался в воздух в том месте, возле которого стоял вампир. – Ты осмелился противоречить мне, пришедшей в ваш слабый мир из самой преисподней.

Вампиры испуганно попятились, и даже дети, обычно более дерзкие и злые, чем взрослые, испуганно обхватили ручонками ноги старших.

Только высокий вампир, который осмелился начать бунт, стоял, прочно уперев ноги в землю, и в бешенстве смотрел на мою партнершу.

– Говоришь, пришла из преисподней, сучка? – прорычал он. – Так я тебя туда и отправлю.

Франсуаз резко развернулась, обожгла меня горящим взглядом.

– Уничтожь его, – приказала она.

Я ждал, что с минуты на минуту случится нечто подобное, и уже начинал удивляться, почему этого еще не произошло.

– Это смелый план, – тихо прошептал я. – Думаешь, нам удастся их спасти?

– Я смелая, потому что ты со мной, – зло сказала она. – А теперь пошел.

Я плохо представляю себе, как ведут себя люди, попавшие в рабство к демонам; к тому же моя аристократическая внешность не позволяет мне пучить глаза и скрипеть зубами, на что, по всей видимости, рассчитывала Франсуаз и чего ожидала публика.

Четыре огненных столба взмыли над прерией, образуя с первым сатанинскую пентаграмму. Вампир оказался в ее центре; твари расступились, возбужденно перешептываясь.

Франсуаз громко произнесла:

– Сейчас вы увидите, что случается с теми, кто осмеливается бросить мне вызов.

– Как прикажешь, повелительница, – громко ответил я и наклонил голову так, как видел в одном старинном фильме про офицеров XIX века.

При этом я чуть слышно пробормотал:

– Расплата будет ужасна, кэнди.

Здесь бы мне очень пошло гордо развернуться на каблуках и оказаться облаченным в какой-нибудь ярко-алый бархатный камзол, но я как-то забыл захватить его с собой.

Вообще настала пора приструнить Франсуаз.