Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все-таки не понимаю, почему вы продали ему эту машину, когда его финансы были в столь плачевном состоянии.
— Мне было наплевать на Фоли: у этого малого нет мозгов. Я пожалел Виолетту. Я подумал, что она заслуживает чего-то хорошего за то, что мирится с таким человеком, как он, как бы глупо это ни звучало.
— А что вы с этого имели?
Он снисходительно улыбнулся.
— Послушайте, даже такой старый пес, как я, время от времени может совершать добрые поступки. Все считают меня жадюгой, но я могу быть и щедрым, если захочу. Хотя, возможно, это был последний раз, когда я проявил великодушие. Узнав о пропаже машины, я чуть было не сошел с ума. Но надо отдать должное Фоли: он все выплатил.
— Так что вы ничего не потеряли?
— Ни единого цента.
— Виолетта не объяснила, каким образом она умудрилась наездить двести пятьдесят семь миль?
— Нет, но я могу догадаться. В тот день она появилась в банке Санта-Терезы и опустошила свой сейф в депозитарии. Я потом вычислил: расстояние до банка и обратно как раз около двухсот пятидесяти семи миль. Она сказала, что день был чудесный и она не могла противиться желанию прокатиться. У меня сложилось впечатление, что она поехала на север вдоль побережья, но сама она этого не говорила.
— Если она собиралась поехать в Санта-Терезу, почему не взяла джип Фоли?
— Он дышал на ладан. Неудивительно, что она предпочла покрасоваться в новой модной машине. Возможно, она планировала уговорить управляющего банком дать ей заем.
— Она намекала на свое намерение покинуть город?
— Ни словом. Конечно, ей ни к чему было откровенничать со мной. Я ее едва знал. А что было у нее в сейфе? Кто знает…
— Фоли думает, что это были наличные деньги по страховке. Я слышала о пятидесяти тысячах долларов. К тому же ее браг говорит, что дал ей две тысячи долларов за несколько дней до ее исчезновения.
— Кальвин Вилкокс? Ему повезло.
— В каком смысле?
— Эти двое всегда жили как кошка с собакой. Он взял на себя заботу о родителях, а Виолетта и пальцем не шевелила. Ему было глубоко наплевать на то, пропала она или нет. Я уверен, его очень обрадовало, что, когда их мать умерла, все деньги перешли к нему. Если бы его сестра не исчезла, ему пришлось бы делиться с ней.
Я навострила уши, как кошка, заслышав скребущуюся за стеной мышь.
— Деньги?
— О да! Это была приличная сумма. Роскоу Вилкокс, их отец, сделал состояние, усовершенствовав фосфоресцирующую краску. Получил патент на какую-то новую улучшенную рецептуру, по крайней мере я так слышал. Каждый раз, когда вы видите где-то такую краску, знайте, что денег в кармане Кальвина прибавилось.
— Насколько хорошо вы его знаете?
— Мы состоим в одном клубе и в одной ассоциации местных бизнесменов. Он создал свою компанию с нуля, что всегда меня восхищало, но что касается его самого… у меня были сомнения на его счет. Возможно, потому, что он и его жена меня недолюбливали.
— А что произошло с Винстоном Смитом? Я бы хотела поговорить с ним, если вы знаете, где он.
— Это нетрудно. Через неделю после того, как я его выгнал, я взял его назад, и он с тех пор работает у меня. Никогда не следует спешить. То, что в какой-то момент кажется трагичным, может иногда в конечном итоге принести счастье.
— Что это значит?
— Он женился на моей дочери, и теперь у них три прекрасные дочери. Ему очень повезло.
Понедельник, 29 июня 1953 года
Джейк Оттвейлер поставил стул возле больничной койки своей жены и сел рядом с ней, как делал каждый вечер с 17 июня, когда она поступила в больницу. Мэри Хейрл давали сильные снотворные, от которых она спала глубоко и часто, и ее лицо во сне казалось вырезанным из камня. Он держал ее руку в своей, и ее холодные пальцы переплетались с его теплыми. Она была бледна, как лист бумаги, и сквозь кожу на руках просвечивали бледно-лиловые вены. В последнее время она стала худой и хрупкой, и от нее пахло смертью. Ему было стыдно за то, что он это заметил, и еще больше за то, что хотелось отодвинуться от нее.
Мэри Хейрл было тридцать семь лет, и она родила Джейку двух чудесных детей. Тэннье в девять лет была крепкой, бесстрашной девочкой, активной и шумной, очень худенькой — кожа да кости, но излучавшей жизненную энергию. У нее оказались большие способности к музыке, и она читала книги для детей намного старше своего возраста. Он знал, что она никогда не станет красавицей, даже когда достигнет пубертатного возраста. Развитие груди и утрата детского жирка не смогут преобразить ее некрасивое лицо. Но она была умненьким, забавным ребенком, и он ценил это в ней.
Его сын Стив в шестнадцать лет был не только красив, но и умен — не лучший ученик в классе, но и далеко не последний. Он играл в футбол в команде колледжа и завоевал право носить на куртке инициалы спортивной команды еще на втором курсе, в первый же сезон, когда начал играть. Кроме того, он пел в церковном юношеском хоре. Стив подписал обязательство никогда не употреблять спиртного, и Джейк не сомневался, что сын сдержит слово, какое бы давление ему ни пришлось выдержать. У Стива было детское выражение лица и мальчишеское поведение, но Джейк надеялся, что с возрастом это пройдет. В этом мире трудно быть мужчиной, если выглядишь вдвое моложе своего возраста. Мэри Хейрл была хорошей матерью своим детям, и он не знал, как справится с ними, когда ее не станет. Он собирался вести себя с ними так, как она, — быть твердым, внимательно выслушивать их и позволять им совершать ошибки, если они не были чересчур серьезными. Жизнь никогда больше не будет такой, как раньше, но они как-нибудь справятся. У них просто не было выбора.
Джейк положил голову на край кровати. Простыня, которой он коснулся своей загорелой щекой, была хрустящей и прохладной. Он ужасно устал. После того как он пришел с войны в Европе, у него не было ни желания, ни сил возвращаться к фермерскому труду. Он брался за разные работы, последний раз — в Сахарном союзе, но пропустил так много дней из-за болезни Мэри Хейрл, что в конце концов был уволен. Теперь их финансовое положение настолько ухудшилось, что если бы не помощь ее отца, они бы оказались на улице. Он раньше не понимал, какую большую работу выполняла его жена. Теперь же, когда он сделался отцом-одиночкой, ему приходилось заботиться о приготовлении пищи, о закупке продуктов, о стирке белья и о большинстве хозяйственных дел. В середине апреля, перед тем как лечь в больницу на операцию, Мэри засеяла огород всякой всячиной, которая теперь пышно разрослась. Она никогда не жаловалась на самочувствие, и к тому времени, как обратилась к врачу по поводу боли в животе, опухоль была уже обширной. После операции стало очевидно, что рак дал метастазы в стольких органах, что ничего уже нельзя было сделать. Хирург просто зашил рану, и теперь они ждали конца. Прополка, удобрение и полив томатов были еще одной обязанностью Джейка. После занятий в школе Стив косил траву на газоне и мыл машину, в то время как Тэннье поддерживала порядок в доме и готовила незатейливые обеды. Хейрл Тэннер, отец Мэри Хейрл, все еще присоединялся к ним за ужином, так что они ели вчетвером, но этот ритуал без Мэри Хейрл казался грустным. Когда ужин заканчивался, Хейрл исчезал, оставляя Тэннье убирать со стола. Стив мыл посуду, а Тэннье вытирала ее и ставила в шкаф. Джейк брал свою куртку и отправлялся в больницу, куда приезжал около семи часов вечера.