мне нужно разгрузить башку. Люблю головоломки, хе-хе… А вы ложитесь спать — время позднее…

Два-сорок-«цэ». Галатея Фенрир, история колдовства. Шкафы, стеллажи, комоды с сотнями ящиков, лампы в зеленых абажурах на письменных столах. Алхимические светильники под потолком — тусклый свет едва касается красивых резных панелей темного дуба. Толстенные монографии и доска, густо исписанная датами.

— Откройте учебники на сто пятой странице, пожалуйста. — Глаза госпожи Фенрир строго смотрели из-за тонких стекол очков. — Период становления, Первый совет преподавателей Академии… Так, хорошо. Кто расскажет мне о характерных чертах этого периода? В общем и целом — я не требую деталей… пока… Нет, госпожа Шанталье, я знаю, что вы знаете… Спасибо… А, вот у нас тут новенький… Фигаро, кажется… Вот его мы и послушаем. Прошу!

Следователь тяжело вздохнул, закрыл тяжелый том и, не поднимаясь с места, стал рассказывать:

— Периодом становления, или же Малой реформацией Мерлина называется временной отрезок между окончательным поражением Старой Церкви в гражданской войне и полной передачей власти Первому Квадриптиху. Принято считать, что Период становления длился с… с…

«С 1270-го по 1282-ой, — буркнул в его голове Артур. Двоечник хренов…»

— …с 1270-го года по 1282-ой. Главным событием тех лет было, конечно же, основание Академии во главе с первым ректором, Жансултаном Алиевым и создание Отборочного комитета — специальной комиссии задачей которой был поиск одаренных детей, способных к колдовскому обучению.

— Все так, — Галатея кивнула, — только не «колдовскому обучению», а, все же, «обучению колдовству». Учились они так же, как и вы, штудируя манускрипты и практикуясь. Разве что процент несчастных случаев был тогда запредельно высок — до Общей теории оставалось еще тридцать лет… Хорошо, хорошо… А кто входил в состав первого ректората?

— Эм-м-м…

— Ну, Фигаро, это же так просто! Там всего три фамилии!

— А, точно… Ну, во-первых, конечно же, Моргана Благая. Потом Седрик Брунэ …тот самый. И… И… Этот, как его… Кроули.

— Уильям Кроули, Фигаро, да. Знаменитый Кроули, соавтор Общей теории, автор трехсот фундаментальных работ по метафизике, создатель базовой шкалы эфирных нагрузок и разработчик всех пятидесяти низкоуровневых заклятий, которые мы изучаем на первом и втором курсах… Ладно, в принципе, сойдет.

Она подошла к доске (ее хрупкая, токая как тростинка фигурка на секунду показалась следователю просто мазком белой краски на черной деревянной панели), поправила свои коротко стриженные светлые волосы, сухие и ломкие, легким движением руки очистила часть доски, взяла тонкими пальцами мел и сказала:

— Принято считать, что первым ректором Академии был господин Алиев. Но это не совсем верно. Он исполнял, скорее, обязанности почетного ректора, а на деле Академией управляли двое: Кроули и Брунэ. Потом Кроули погиб во время одного из своих экспериментов и власть Брунэ стала абсолютной… к тому же, ему благоволил Мерлин. Моргана же больше занималась политикой, до Академии ей не было особого дела…

«Это точно, — Артур хихикнул, — Брунэ был нормальным мужиком. Мы водки с ним выпили — океан! Работяга! А Кроули, сбереги его душу горний эфир, был той еще скотиной. Гений, не отягощенный моральными принципами. Его разнесло на кусочки во время опыта… Впрочем, не будем об этом. А Моргана…»

Дверь аудитории распахнулась, и через порог перелетел первокурсник в желтой мании: коротко стриженый, высокий и запыхавшийся.

— Кто тут Фигаро?! — возопил «первачок». — Ой, госпожа Фенрир! Простите! — Он изо всех сил замолотил кулаком по двери, очевидно, имея в виду вежливый стук. — Можно войти?!

— Можно, Роу. — Галатея возвела очи горе и тяжело вздохнула. — И не орите так.

— Спасибо, госпожа Фенрир!! Фигаро!! Тебя к замректору! Там какая-то путаница с бумагами… Ой! Извините! Я уже ухожу!…

Комиссар Пфуй, развалившись в своем гигантском кресле, хмуро посмотрел на Фигаро и пальцем подтолкнул к нему большой картонный конверт с клапаном-застежкой (многоразовый, для официальной корреспонденции).

— Читай.

Следователь присел на небольшой диванчик напротив стола, поджал под себя ноги и, взяв конверт, достал письмо — листок дрянной серой бумаги в косую линейку. Похоже, это была просто вырванная страница школьной тетради. Зато сам текст был написан очень тонким автоматическим пером специальными сверхустойчивыми алхимическими чернилами. Ароматизированными чернилами — Фигаро различил явственный запах лаванды и розового масла.

Каллиграфическим почерком, испещренным вычурными завитушками, на листке бумаги было написано следующее:

«Зам. ректора Академии Других Наук, господину А. Пфую.

Довожу до Вашего сведения, что студенту второго курса (группа ООП-22) Штайнеру Конраду грозит смертельная опасность. Завтра на его жизнь может быть совершено покушение тем же лицом, которое уже лишило жизни нескольких студентов Вашей Академии. Прошу принять незамедлительные меры.

Я сама в опасности. Помогите, пожалуйста! Поверьте, все очень серьезно!

Прошу прощения за анонимность»

— Ну и что? — Фигаро пожал плечами. — Такое впечатление, что вы никогда не получали подобных писем от барышень, которым не доставало внимания.

Комиссар встал с кресла и прошелся по кабинету, заложив большие пальцы рук за широкий ремень. Огромный стол, два шкафа, большое окно, в которое лился поток солнечного света, тумбочка. И гора оружия, закрепленного на стенах: сабли, револьверы, палаши, автоматические винтовки… Похоже, Пфуй чувствовал себя некомфортно, если рядом не было более-менее приличного арсенала.

— Получал, — признал он, наконец, — но, как правило, такие письма это здоровенные полотнища на пять листов, в которых описываются всякие ужасы. Демоны в подвалах Академии, алхимики-отравители, Легкий вампир в столовой… А это очень короткая и лаконичная анонимка. К тому же в ней прямо указано имя студента, которому угрожает опасность. Что тоже нетипично.

— А кто доставил вам письмо?

— Почтальон. Который достал его из ящика для срочной корреспонденции. Знаете, эти коробки на перекрестках: опускаешь серебряк, открывается щель для писем, а тебе выдают талончик, где указан номер почтового ящика и время? Ну, вот через такой ящик его и отправили.

— Так. — Фигаро еще раз перечитал письмо и, зачем-то, понюхал бумагу. — И что вы выяснили.

— Письмо отправлено сегодня около семи утра. На конверте и самом письме куча отпечатков. Которые, понятно, нам ничего не дают.

— А отпечатки ауры?

— Сколько угодно. Но очень смазанные. Сам понимаешь, Столица. Куча народа вокруг. Можно лишь сказать, что письмо писал точно не студент Академии, что это девушка, что она — не девственница и любит фруктовое мороженое.

— Негусто.

— А я о чем говорю, — согласился комиссар, — информация, что называется, ни о чем… Итак, Фигаро, что ты сам можешь сказать об этом письме?

— Ну, — следователь взял из коробки на столе комиссара сигару и прикурил «от пальца», — во-первых, лично мне показалось странным это «Штайнеру Конраду». Не «Конраду Штайнеру», а именно «Штайнеру Конраду». У писавшего в голове явно какая-то конторская