Игнат открыл дверь, которая находилась сразу за креслом.

— Рома, как ты там? — спросил он и пальцем поманил Любу к себе.

От страха ее ноги вросли в пол, она не смогла стронуться с места. Ясно же, что это пыточное кресло, и она запросто могла оказаться на нем. И за стальной дверью находилась тюремная камера, в которой томился Рома. Он молчал, не отзывался. Ее едва не хватил обморок, когда она увидела на полу пятна, похожие на кровь.

— Ну, чего ты?

— Я пойду? — спросила она, с трудом двигая языком.

— И куда ты пойдешь? — Игнат подошел к ней с мефистофельской улыбкой на губах, взял под руку.

Ноги окончательно отказались держать ее, Люба стала падать, он ее подхватил, удержал и стал сажать в кресло. Силы не просто вернулись, это был бешеный всплеск энергии, Люба оттолкнула от себя Игната, он упал. Она бросилась к выходу, но путь ей перегородил его телохранитель. То не было, не было, и вдруг появился. Как будто из воздуха материализовался. Как будто шапку-невидимку снял.

Громила поймал ее за руку, остановил, а у нее закончился запас сил. Она просто ничего не могла сделать, когда он усаживал ее на стул. Игнат помог ему прикрепить ее руки к подлокотникам. Маленькие браслеты плотно обжали ее запястья, но не давили, не резали. Да Люба и не пыталась вырваться.

Телохранитель исчез, а Игнат подал ей стакан с водой. Она должна была отказаться, но ей хотелось пить, и она с жадностью припала к стакану.

— Поговорим? — спросил он.

Люба страдальчески посмотрела на него и перевела взгляд на столик, на котором лежали скальпели, ножницы, зажимы.

— Кто такой Марат?

— Наш с Леной одноклассник.

Она просто не могла оторвать взгляд от скальпеля, который рано или поздно мог сделать разрез в ее брюшной полости.

— Она с ним спала?

— Да.

Люба не была в этом уверена, но кому сейчас нужны околичности, полутона?

— Что с ним случилось?

— Он пропал вместе с Леной.

— Откуда ты узнала?

— Мама Лены сказала.

— Ольга Юрьевна?

— Ольга Афанасьевна.

— Странно. Мне она ничего не говорила. А ты веришь, что Лена сбежала с Ромой?

— Нет.

— Почему? Ты же говорила, что Лена заехала за ним.

— Я так думала.

— А сейчас не думаешь?

— Не знаю… Рома должен был вернуться за своей машиной, а подъехали какие-то люди.

— Какие люди? Вы их видели?

— Да, их снял видеорегистратор, Дима добрался до записи.

— И вы подумали, что Рома не может вернуться за своей машиной?

— Как он может вернуться за машиной, если он у тебя в подвале?

Игнат усмехнулся, снял удерживающие браслеты с ее рук, помог подняться. И распахнул дверь, за которой должен был находиться Рома. Но там никого не было — ни его, ни Лены, ни Марата.

— Мне плохо, мне нужно на воздух, — пробормотала Люба.

— Да, конечно.

Игнат вывел ее из помещения, помог подняться по лестнице. Они вышли из башни, Люба обессиленно села прямо в траву, вскинула голову, глядя на солнце. А Игнат вдруг обнял ее за плечи, прижал к себе. Она вяло дернулась и замерла. Все равно от него никуда не денешься. Вокруг его люди, высокие стены, крепкие двери, ворота.

— Извини, — сказал он.

Ком под горлом у нее вдруг растаял, в глазах стало мокро и щекотно. Люба всхлипнула, опустила голову и расплакалась.

— Я же сказал, извини. Ну, не удалась шутка, — виновато проговорил Игнат.

Люба перестала плакать и с удивлением глянула на него. Пыточное кресло, скальпели, щипцы, ножницы — это шутка? Да она чуть заикой не стала.

— Кресло мы на ходу придумали, — продолжал он. — Боб у нас по этой части голова. Родик инструменты подвез. — Игнат рассказывал с таким видом, как будто собирался ее рассмешить. — Я где-то слышал, что людей больше пугают не пытки, а сам процесс подготовки к ним.

— Ты идиот? — спросила она. — Игрушки тебе быстро надоедают?

— Ну, в детстве было…

— Ты не в детстве, и я человек, а не игрушка.

— Я понимаю.

— Тогда зачем ты меня мучаешь?

— Мне нравится держать тебя за косички, — поднимаясь, улыбнулся Игнат.

Он вел себя с Любой как пакостный мальчишка, и сам же в этом признавался. Старики впадают в детство, а он из него еще не вышел. Жалкий придурок с комплексом игрушечного Наполеона.

Лика крутилась перед зеркалом, то одним боком к нему повернется, то другим.

— Ты меня фотографируешь? — спросила она. — Или вспышки нет?

Дима сконфуженно промолчал. На самом деле Лика его возбуждала, и со вспышкой все было в порядке. Но в самый ответственный момент он вдруг подумал о Любе, и как отрезало. Не вспыхнуло, не щелкнуло, и Лика осталась без фотографии. За это она его сейчас и наказывала. Он, конечно, мог ее прогнать, но ему нужна была информация.

— Я так понимаю, девушки тебя больше не интересуют? — спросила она.

— Не было никакой девушки, — качнул головой он. — И за мной никто не следил.

— Тогда я пойду?

— Иди.

— Хорошо. Пока-пока! — Лика взяла сумочку и вихляющей походкой приблизилась к двери. Но вдруг замерла на месте, опустила сумку на пол и повернулась к Диме: — Я все же не верю, что не интересуют. Просто ты немного устал…

— Устал, — кивнул Дима, закрывая глаза.

От Лики он устал. Но прогонять в грубой форме не спешил. Может, все-таки прольется свет настоящего на мрак прошлого? Все к тому шло.

— А я тебе покоя не даю… Может, и не надо ничего рассказывать?

Дима качнул головой. Может, ему и не нужно ничего знать. Мама же просила не лезть в дела Шапировых. Мало того, за ним еще и слежку установили, еще и заказать могут. Одно неправильное движение, и спусковой крючок придет в движение. Тогда никакая мама не поможет.

— Да ничего и не было. Ну, девушка, ну этот с носом… Нос у него большой, да?

Дима пожал плечами. Один был с большим носом, другой с выпученными глазами. Но ему должно быть все равно.

— Кстати, а почему он за тобой следит? — встрепенулась Лика.

— Очень своевременный вопрос.

— Нет, я серьезно!

— А если он следит за тобой? Я, например, вживую его никогда не видел.

— А я видела… И его, и девушку… Ну, не совсем девушка… Ей уже за тридцать, просто выглядит очень хорошо… Красивая… Ей бы еще губки подкачать… Грудь она вроде бы подкачала… Может, силиконом, может, фитнесом. Она вся такая крепенькая, с носом и грудь небольшая. Там, в общем-то, и без силикона можно… Этот, с носом, к ней в машину какого-то парня затолкал.