Меган с трудом сглотнула.

— Как странно. Я искала, искала…

— Правда?

— О да.

— О нет. Ты оказалась поблизости и подумала, что будет очень интересно заглянуть ко мне. Но тебе следует знать, что… — Он умолк, перед ним открывалась блестящая перспектива. — Меган, кто руководит вашей репетицией?

— Мисс Винсент. — Меган с жалким видом принялась сгребать свои вещи обратно в сумку. — Поэтому она дала мне разрешение.

— Этому я верю. Ты не болтаешь в школе о ее личных делах, а, Меган? О деле, по которому мы с твоим отцом работаем?

— Я не скажу ни слова.

— Упоминала ты обо мне другим де… кому-нибудь в школе?

Меган кивнула.

— Что говорила им?

— Только то, что вы настоящий частный детектив и я вас знаю. Они думают, что это в высшей степени волнующая и героическая работа.

— Очень любезно с их стороны. И дабы убедить тебя, что не сержусь, я сам отвезу тебя в школу. Как думаешь, будет у нас время поесть по пути мороженого в кафе Рампельмейера?

— Правда? — ошеломленно спросила Меган. — Я думаю, да, конечно!

Очевидно, этот день был исполнен надежд для всех влюбленных.

Когда они приехали в школу, розовое кружевное платье было украшено большим шоколадным пятном, но ни пятно, ни тот факт, что репетиция уже шла, не могли помешать ликованию Меган, когда она с Мюрреем шла по проходу зрительного зала. На первый взгляд кресла по обеим сторонам казались пустыми, но потом в разных местах выскакивали головы, словно лягушки в пруду с лилиями. Однако устремленные на Мюррея глаза не были по-лягушечьи безразличными, тусклыми. Они горели жадным любопытством.

На сцене Рут Винсент — тюльпан, высящийся над колыхаемыми ветром сорными травами — неуверенно вела занятия. Группа деревенских жителей кружилась в танце моррис[21] под унылое, пронзительное завывание магнитофона. Ответственный за музыку — Мюррей догадался, что это злополучный Уильям Холлистер-третий, — сидел на стуле, приставленном под углом к стене, и не обращал внимания на старания Рут дирижировать. Танцоры весело прыгали взад-вперед и не обращали внимания на музыку. Потом, словно по волшебству, звуки магнитофона, топанье ног, прерывистое хихиканье прекратились. Рут, исполняя свои обязанности, заинтересовалась, почему, и одного взгляда оказалось достаточно.

Глядя, как она идет к нему по проходу, Мюррей удивился себе. Ему тридцать пять лет, он в здравом уме, не распутник и не романтик. Он нелегким путем узнал, что мужчин отличает от мальчишек способность старательно оценивать эмоции до того, как выказывать их. Юность — горячее время, когда котел все время кипит и никогда не выкипает, время безрассудства, чрезмерных проявлений. Но взрослый человек, по выражению Фрэнка Конми, — это тот, у которого хватает ума сосчитать свои пальцы после каждого рукопожатия, даже с родной матерью. И Мюррей удивился, потому что хотя и знал, что это неоспоримая истина, он знал еще, глядя на Рут, что испытывает всю горячность, безрассудство, напряжение мышц живота, словно семнадцатилетний, и рад этому.

«Это моя возлюбленная, — подумал он и мигом припомнил Байрона: — Она идет во всей красе…»

Шла она и в раздражении, но Меган, которая могла бы дрогнуть, лишь воспрянула духом. Явно исходя из предположения, что во избежание неприятностей нужно побыстрее начать свой рассказ, говорить торопливо, пропуская все компрометирующие подробности, она без умолку тараторила две минуты. Под конец ее рассказа Мюррей предстал в своем воображении святым Георгием в доспехах, мужественно попирающим ногой тело издыхающего дракона, но Рут смотрела на нее скептически.

— Меган, а что с твоим платьем? — спросила она. — Когда ты уходила в обеденное время, на тебе было другое. Ты всегда принаряжаешься, когда идешь в библиотеку?

Это был жестокий удар. Плечи Меган ссутулились, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами, и Рут, судя по выражению лица, поразилась этому.

— Ну-ну, не расстраивайся, — поспешно сказала она. — Поднимайся на сцену, найди свое место.

Меган, не дослушав, побежала на сцену, где ее тут же окружили шумные одноклассники. Трудно было сказать, смеется она или плачет.

Мюррей сказал Рут:

— Вы напомнили мне жену Марка Твена. Знаете, она, когда хотела показать ему, как безобразно звучит его ругань, принималась ругаться сама, и он говорил ей, что слова верные, но в них нет смачности. Думаю, Меган поставила вас в неловкое положение.

— Меган всех ставит в неловкое положение. — Когда Рут улыбнулась, в уголке ее рта образовалась ямочка. Нет, не ямочка, а легкий след старого шрама. И боги отвели ему место там, где он делал ее еще красивее. — Но теперь она слишком далеко зашла. Она не имела права беспокоить вас своей чепухой.

— Никакого беспокойства. Поклянитесь никому не говорить, но, похоже, она по уши влюбилась в меня. Кажется, это называется невыразимо героической влюбленностью.

— О? Вы, судя по всему, очень довольны этим.

— Конечно. Мне нравится, когда девочки влюбляются в меня. Признаю, что в случае с Меган существует сильное различие в возрасте, но, в конце концов, Джульетте было всего четырнадцать, так ведь?

— Да, но ей не приходилось беспокоиться о двойках по французскому и алгебре. Неприятно отравлять любовные мечты юности, мой друг, но Меган и так совершенно без царя в голове. Если станете хоть как-то поощрять ее, с ней будет невозможно сладить.

— Понятно. Скажите, будет ли считаться поощрением, если я подожду здесь, пока вы не закончите, а потом отвезу вас домой?

— Нет, спасибо.

— Почему?

— Во-первых, я живу на Барроу-стрит в Гринвич-Виллидже. Уверена, что вам не по пути.

— Это так. Что еще?

— И я знаю, что вам будет очень скучно сидеть здесь до конца репетиции. Мы будем репетировать еще целый час.

— Я буду наслаждаться каждой его минутой. Могу просто сидеть и наблюдать вон за той девочкой. Которая идет сейчас по сцене. Господи, неужели ей тоже четырнадцать?

— Кому? А-а, это Эвви Тремейн. Нет, ей шестнадцать. И отвернитесь, пожалуйста. Она ходит так только потому, что знает — вы на нее смотрите.

Мюррей послушно повернулся к сцене спиной.

— Видите? А вы сказали, что мне будет скучно. Теперь у вас осталась лишь одна отговорка.

— О Господи! — раздраженно сказала Рут. — Я стараюсь вежливо намекнуть, что не хочу ехать с вами домой. Этого достаточно?

— Нет, потому что я хотел поговорить с вами об Арнольде, и вот превосходная возможность. Мне это может очень помочь.

Мюррей приберегал этот довод как козырную карту, в уверенности, что он сработает, и он сработал. Рут опасливо посмотрела на него.