– И как исправлять? Ты же не мог говорить с носителями?

– Так программу билингву на Голо мне ребята установили, – он осекся, покраснел. Ираль понимающе кивнул:

– Адаптированную, конечно.

Тимофей кивнул.

– И ты с искином Тамту, получается говорил?

– Ну, да. Он корректировал, опираясь на стандартный курс изучения языка. А я потихоньку разрабатывал программу, чтобы это все – понимание, умение говорить – можно было добиться нейропрограммированием, – парень виновато опустил глаза.

Ираль продолжал за ним наблюдать, криво усмехался и молчал. Понятно, откуда такая привязанность к Пауку – генетик стал для него легендой, у которой «все получилось»: звание, лаборатория, личный проект, карьера и открытые двери.

– Так что ты про легенду эту думаешь? – вернул он вконец засмущавшегося парня в привычную среду.

Тот воодушевился:

– Я думаю, эти существа уже и раньше обитали здесь. Не понятно, почему их делишки оказались исключены из общих хроник, не могли же они нападать только на толианцев?

– Отчего не могли? – Ираль пожал плечами: – они вообще могли оказаться их фантазией. Например, облаком, могли называть некую инфекцию, которая поразила их, вызвав вымирание.

– И о пандемии, выкосившей архаичное племя, ничего не сказано в Центральном каталоге Клирика?

Ираль насторожился:

– Думаешь, зачистка? Как и сейчас, с данными по «Сционе»?

Резников растрепал волосы:

– Не знаю, Ираль. Но это не выглядит случайностью. А если за этим кроется умысел, значит, он должен быть на уровне правительств и Совета, никто другой не имеет таких полномочий. И значит, это действительно важно. Ну, чем сильнее что-то прячут, тем значительнее оно есть.

Клириканец покачала головой:

– Не всегда, но здесь, думаю, ты прав. Я проверил анализ по смывам с манипулятора. Формула ведет в закрытый реестра Управления сопровождения следственных действий. То есть с этим существом Единая галактика сталкивается, но всячески прячет контакт с ним.

– Даже зная, что контакт представляет угрозу жизни…

Ираль внимательно изучал конопатое лицо юнги.

– А как отца твоего зовут? – спросил с интересом.

– Алексей, – парень будто проснулся, заулыбался широко и немного рассеянно. – Алексей Александрович Резников, подразделение Лингва. Главный техник-смотритель.

Ираль схватил его за рукав, нахмурился:

– Погоди. Лингва? Это не там, где Лапин Иван служит?

– Она, – Тим кивнул.

Ираль расцвел, стукнул легонько в плечо:

– Так ты – сын Саныча?

– Ну, да, а откуда вы его тоже знаете? – парень покраснел: – А, ну, да. Он, вам, наверно, тоже что-то настраивал из оборудования… Ираль, вы только… Не говорите Васе Крыжу и Артему Геннадьевичу… Они сразу догадаются, что я не просто так на борту «Фокуса» оказался… И Ваню Лапина ругать будут.

Ираль захохотал в голос:

– Во даете! – он прищурился, заговорил тихо: – Вас, землян, невозможно контролировать. Для вас ни законы, ни порядки не писаны. Все братство решает, – он неожиданно широко улыбнулся, добавил задумчиво: – За то и люблю.

4

Под ногами мерно вибрировал пол – контейнер поднимался по транспортерной ленте. Сабо чувствовал головокружение, слабость то и дело отбрасывала в полуобморочное состояние, когда вроде и слышишь, что происходит вокруг, но не осознаешь этого. Когда цвета сливаются в один монотонно-серый, а звуки рассыпаются мелким крошевом. Он позволил себе расслабиться.

Контейнеры собираются на почтовике.

Нужно дождаться взлета, тогда выломать стенку контейнера – в точке крепления с крышкой, например, – и выбраться наружу. Далее найти спецовку грузчика (этот пункт можно было бы пропустить, если бы он не провонялся лианиновой сывороткой) и затеряться в технических помещениях до стыковки с разгрузчиком. Там он смешается с другими работягами, выберется наружу. И подаст весточку домой.

Мать сможет его вытащить из любой дыры, в какой бы он не оказался. Такое не раз было. Отца сейчас нет. Но наверняка решением совета рода главой семьи назначен дядя, Итиль Сабо. С ним связаны самые тревожные и самые сладостные воспоминания – недели на эспаде Фиата, ласковые океанские волны, запах солнца и открытых возможностей. Дядюшка Итиль не оставит его.

Паль Сабо кивнул своим мыслям, опустился на дно контейнера и, плотно скрестив руки на груди, прислонился спиной к стенке, задремал. Ему снился дом, крик тупоносых чаек, терпкий ветер. Тревожил только почти забытый образ. Синие глаза, яркие, удивленно-распахнутые. Ее звали Надя. Ее привезли с Земли, когда ему исполнилось шестнадцать – время жажды, новизны, необузданной смелости и веселья. Дядя Итиль разрешил играть с ней. И Паль заигрался.

Понял это, когда сине-бирюзовые глаза распахнулись от ужаса и померкли. Когда мягкий, податливый рот искривился, захлебнулся беззвучным криком. Но зато он знал, как тонка их кожа, как чувствительна. Знал, как сделать больнее.

Сердце сжалось, забилось тяжело – это был нужный опыт, хоть у отца с дядюшкой и возникли проблемы с Советом. Он вызвал из памяти другой образ. Яркий. Болезненно-свежий. Пахнущий пряно диковинными травами.

Этой твари еще предстоит узнать, на сколько у него умелые и опытные руки. Жаль, ей это вряд ли понравится…

Он плотно сжал челюсти, давя подступившую к горлу ненависть, плотную, осязаемую на вкус. Открыл глаза.

Контейнер не двигался уже больше получаса. Наверняка погрузка завершилась.

Сабо прислушался: тихо. Только усыпляюще гудела система фильтрации.

Он пошевелился, встал внутри короба. Приставив ухо к пластиковой стене, замер: в самом деле, ни голосов, ни шелеста погрузчика, ни грохота механизмов. Аккуратно надавив на крепление крышки, чуть оттянул его в сторону и резким движением выдавил из пазов. Замок глухо ударился о пол с внешней стороны. Сабо провел пальцами вдоль шва, нащупал второе крепление, так же выдавил его и сбросил вниз. Затаившись, прислушался – вдруг грохот привлек чье-то внимание?

Но снаружи контейнера было тихо.

Молодой креонидянин усмехнулся и приподнял угол крышки.

Подхваченную будто вихрем, ее вырвало из рук, с силой отбросило в сторону. Сабо не успел сообразить, что происходит, как чьи-то руки бесцеремонно подхватили его за шиворот и подмышки, вытянули из контейнера, чтобы тут же бросить на пол.

Темное покрытие, темно-коричневые, давящие стены, сухой воздух, от которого сразу стала чесаться и трескаться кожа. Он не в грузовом трюме, это точно. Сабо мотнул головой, посмотрел назад, туда, где по его представлениям должен был быть контейнер. Но взгляд наткнутся на голенища черных армейских сапог. Его рванули вверх, насильно заставили подняться.