Над головой что-то зашипело, и Джеймс увидел извивающуюся в клещах черную тварь с длинными щупальцами. Единственный желтый глаз твари чуть светился и дергался в глазнице в бессильной ярости, лоснящиеся, истекающие чернилами отростки пытались зацепиться за волосы Джеймса и за ручки клещей, но Лемюэль сдавил тварь еще сильнее, а потом быстро поднес свою добычу к стоявшей рядом банке и засунул ее внутрь, после чего заткнул банку пробкой.

Джеймс, не в силах даже моргнуть, глядел на аптекаря.

— Я ведь говорил вам не трогать эту банку, Джеймс, — сказал Лемюэль. — Я предупреждал… но вы меня не послушали…

Он достал из кармана стеклянный шприц и склонился над кузеном.

«Не-е-ет! Не делайте этого, Лемюэль! Прошу вас!» — хотел закричать Джеймс, но не смог выдавить ни звука.

Впрочем, его мольбы вряд ли помешали бы Лемюэлю сделать то, что тот собирался.

Аптекарь вонзил шприц Джеймсу в шею и надавил на поршень.

Джеймс дернулся и… застыл. Веки его медленно опустились. Все кругом погрузилось в темноту, как будто опустилась крышка чемодана, в котором его заперли.

И в этой темноте прозвучал тихий голос аптекаря:

— Что? Нет, это ничего не меняет. Да, я знаю… Я сделаю все, как ты скажешь, прадедушка.

Глава 3. Газовый свет и… гротескиана

Череп в желтом парике усмехался. Нет, не так, как «усмехаются» все черепа, а иначе… по-настоящему.

Он был очень ехидным и, видимо, считал, что Джеймс, который замер с вытянутой рукой у его шкафа в попытке достать баночку лекарства с верхней полки, заслуживает презрения.

Джеймс глянул на него и застыл, пока что даже не предполагая, какая цепочка событий в этот самый миг запустилась…

Когда этим утром Лемюэль постучал в его дверь и воскликнул: «Просыпайтесь, Джеймс! У нас много работы!», Джеймс с трудом разлепил глаза.

Чувствовал он себя просто отвратно. Шея ныла, лицо жгло, при этом во рту был странный горьковатый привкус. А еще Джеймс совершенно не выспался. Но не это злило сильнее всего. Как вскоре выяснилось, он проспал все на свете. Ближе к утру к миссис Лемони приходил доктор Доу. Джеймса волновал не сам доктор, а то лекарство, которое Лемюэль должен был для него сделать. Джеймс догадывался, что это оно — одна из чудодейственных сывороток Лемони — и надеялся, что удастся подсмотреть, как кузен будет ее готовить, но что важнее — по какому рецепту он будет ее готовить.

Что ж, с этим вышла неудача…

Выбравшись из постели, Джеймс оделся и достал из кармана гребешок с зеркальцем. Причина непонятного жжения на лице раскрылась сразу же, как он глянул на свое отражение: лоб, щеки и подбородок были красными, на них откуда-то взялись тонкие царапины, словно лицо кто-то довольно грубо тер жесткой щеткой, пытаясь счистить въевшуюся в кожу грязь. «Наверное, отлежал во сне, — решил Джеймс. — Это не подушка, а сущее наказание!»

Пытаясь привести волосы в порядок, он принюхался — они пахли как-то странно, чем-то травянистым, и к тому же стали пушистыми, будто накануне он вымыл их мыльным раствором с экстрактом каких-то растений. Подобное подушкой было уже не объяснить.

Джеймс глянул на эту мятую проказницу и вдруг отчетливо представил, как у подушки начинают шевелиться уголки, и, макнув их в раствор, она принимается мылить его голову.

«Странно…» — подумал Джеймс и, погладив на прощание Пуговку, спустился в аптеку.

Лемюэль уже отпер дверь, и у стойки толпилось несколько посетителей. Все они шумели и толкались, пытались привлечь внимание аптекаря, совали ему рецепты и деньги, голосили и тянули шеи. Вскоре эта сутолока Лемюэлю надоела, и он воскликнул:

— Господа! Прошу вас, соблюдайте очередь! Вы все успеете приобрести лекарства. Туманный шквал ожидается только к ночи!

Нехотя посетители выстроились в некое подобие очереди, и аптекарь кивнул Джеймсу на фартук, который висел на гвоздике, рядом со шкафом, заставленном белыми фарфоровыми банками.

Надев его, Джеймс встал рядом с кузеном.

— Будете на подхвате, — сказал тот, — если понадобится принести что-то из провизорской. — И повернувшись к старику в пенсне, который нетерпеливо поправлял выцветший шарф, спросил: — Что желаете, сэр?

— Микстуру «Краммерлинг», — ответил старик, — две баночки. Еще пилюли «Горлитц», пачку ваты и что-нибудь… эм-м… от туманного шквала.

— К моему большому сожалению, туманный шквал не является болезнью, сэр. Все остальное сейчас выдам. Джеймс, «Краммерлинг» стоит на третьей полке провизорского шкафа слева от двери. Коричневые банки с кремовыми шарфиками. Две банки, будьте добры.

Джеймс кивнул и спустился в подвал. Он быстро нашел указанное лекарство и уже собирался вернуться в зал, когда взгляд его упал на сундук в углу, из которого Лемюэль накануне достал конвертик с «побочными эффектами» — тот был открыт.

«А что если книга там?»

Поставив баночки на стол, он быстро подошел к сундуку и склонился над ним. Сундук был полон аккуратно разложенных по ячейкам конвертиков, на которых стояли странные закорючки. И никакой книги…

— Джеймс! — раздался окрик Лемюэля, и Джеймс, подхватив баночки, поспешил в зал…

Получив свое лекарство и расплатившись, старик в пенсне удалился. Его место заняла молодая женщина в коричневой шляпке с брошью-мухой; под мышкой она сжимала большой чемодан, к ручке которого была прицеплена шляпная коробка.

— Что желаете, мэм?

— Один билет до Керруоттера, третий класс.

Видимо, дама считала, что пришла на вокзал.

Лемюэль бросил на Джеймса тяжелый взгляд, в котором тот ясно прочитал: «Ох, это будет очень долгий день…»

Что ж, он был прав: день и правда вскоре начал казаться Джеймсу просто бесконечным.

В аптеке висели клочья занесенного с улицы тумана. Посетители шли сплошным потоком, хотя правильнее будет сказать, лились, словно где-то неподалеку открыли кран на трубе, полной недужных, раненых и притвор. Колокольчик над дверью звенел, не смолкая.

Времени думать над своим делом у Джеймса практически не было, и все же мысли о книге, которая была спрятана где-то в этом доме, его не отпускали. Где она может лежать? Где ее искать?..

Время прикидывалось гусеницей и едва ползло. С каждым часом туман на улице все густел, а каждый новый посетитель, приходивший в аптеку, выглядел более нервным и раздраженным, чем те, что были до него. И это неудивительно: столько всего нужно успеть до начала шквала, так нате вам — еще и в аптечной очереди толочься!

Хуже всех, разумеется, были старушки, заходившие за своими регулярными пилюлями: ох, уж они явили все глубины своего обычно припрятанного за пряничностью гадства. Старушки вопили, требовали и сыпали такими оскорблениями,