А вот теперь, пожалуй, довольно. Я поднялась.

– Ты прав, Рэн. Ни одного раза мне не удалось вернуть к жизни мертвых. Но это не значит, что я не пыталась.

* * *

Время до вечера я провела одна. Меня никто не беспокоил, сначала я просто тупо лежала на кровати, полируя взглядом потолок, а потом заснула. Проснулась после обеда, на часах было четыре. Времени расковырять рану полным-полно.

«Подумай об этом завтра»

«Да нет, надо подумать об этом сегодня. Хотя не хочется»

«Вечером ужин с таинственной Анной»

«Рэн будет ждать, что я приду»

«Он не прав»

«Не во всем, ты знаешь это. И вообще, это ты мой здравый смысл, а не наоборот. Почему ты меня не ругаешь?»

«Я тебя люблю. Давай не пойдем. Он наговорил лишнего, ты не можешь просто взять и простить его»

Да, наверное, не могу. Мне не хочется идти, не хочется делать вид, что со мной все в порядке, но я знаю, что Рэн уже наверняка жалеет о тех словах, которые наговорил и, хотя он никогда не признается в этом, ему важно показать мне Анну, важно мое одобрение. Поэтому со вздохом я встаю. Почему быть взрослой так тяжело?

«Он мой брат и я его люблю. Давай, поможешь мне выбрать платье»

Родственники удивлены, когда я выхожу готовая к походу в ресторан. Волосы собраны в прическу, на лице легкий макияж, белое платье – образец сдержанной элегантности. Не зная, как вести себя, мы просто молчаливо-растерянно киваем друг другу и выходим. Сделаем вид, что ничего не было.

Мне симпатична Анна. Почему-то я ожидала увидеть совсем юную нимфу, но Анне тридцать два, она спокойна, доброжелательна и открыта. В ней нет перегибов: есть женщины, которые немного слишком. Слишком деловитые, слишком женственные, слишком задорные, Анна же – воплощенная гармония. Светлые прямые волосы до плеч, белая нежная кожа, глаза цвета морской волны, невысокого роста с ладной фигурой. Она не часто и не громко смеется, но много улыбается. Ее аромат – звенящая желтая тубероза, шелковистое сливочное тиаре, атласный пряный иланг-иланг и свежая острота корицы. Видно, что ей нравится Рэн, то, как они смотрят друг на друга, разговаривают, ненароком касаются ладонями… их лица сияют. Влюблены. Я никогда не видела брата таким. Да и, наверное, никто из нас не видел, но сейчас в воздухе явственно витает дух флердоранжа, обручальных колец, белой фаты и кремового торта. «Вот посмотришь, они поженятся в течении года», шепчет мой внутренний голос, и я соглашаюсь «Наверняка».

Ужин проходит идеально – один из редких вечеров, когда вся компания настроена на одну волну и все слова, шутки, предложения – все уместно и находит отклик. Мы много и непринужденно разговариваем, потом всей компанией идем по нагретым мостовым в бар, который нам советует Анна – она ресторанный критик, а ее родители уже много лет держат ресторан в Лос-Анджелесе: две звезды Мишлен, все дела. Бар и правда хорош: уютные столики и диваны, нижний свет и камерная музыка. Голос солистки хриплый и чувственный, очень подходит к французским словам, волнует и нашептывает что-то о любви. Я могла бы быть на ее месте. Ведь могла бы? Почему я когда-то решила, что теперь слишком взрослая для пения, почему перестала приходить в бар к Ронни по пятницам?

Светлая печаль наполняет меня, все происходящее вокруг прекрасно и греет сердце, но мне не с кем разделить эти ощущения и сегодня я просто любитель, которого позвали на премьеру. Зритель восторжен, восхищается и сопереживает, но он – не внутри. Он – наблюдатель.

Мы расходимся не раньше двух ночи, наполненные волшебством вечера, Рэн отправляется провожать Анну, на прощание бросив мне короткий взгляд. «Дождись меня».

Я прикрываю веки в молчаливом согласии. Надо поговорить.

Он возвращается через час, я у бассейна, уже в удобных штанах и пуловере, кутаюсь в кардиган и пью вино, полулежа на шезлонге. Он придвигает соседний вплотную, садится рядом. Я поднимаю припрятанные на полу бутылку и бокал, протягиваю. «Присоединяйся»

Он все молчит, а я не тороплю. Сегодня не я должна начинать разговор первой.

– Спасибо, что пришла. Я бы понял, если бы ты осталась в отеле. Но…это было важно для меня. И для Анны. Ты ей понравилась, очень.

Я улыбнулась темноте.

– Она мне тоже. Сделал уже предложение?

– Но как ты… Нет. Еще нет, но кольцо купил. – он залез во внутренний карман пиджака, достал бархатный футляр.

Изящное и лаконичное украшение, знак бесконечности, усыпанный алмазами, загадочно замерцало в свете луны и навесного фонаря.

– Я хотел сначала как принято, с одним большим камнем. Но увидел это, а потом консультант сказала, что здесь тридцать три бриллианта, точно как Анне исполнится в июле, и я решил, что возьму и на день рождения попрошу ее стать моей женой. Думаешь, неплохо?

В голосе брата явственно звучало беспокойство. Это было непривычно и радостно, видеть Рэна таким.

– Да, – я положила руку на его ладонь, переплела пальцы в жесте поддержки. – Я думаю, что всё очень, очень хорошо. Когда ты покажешь ее родителям?

– Как только вернемся в Штаты.

– Она завоюет их сердца, как и наши.

Он усмехнулся.

– Знаю. Анна, она…необыкновенная, – а потом без перехода добавил. – Прости меня.

– Уже.

– Ева, то, что я наговорил… Про то, что ты не любила Лукаса…

Мне стало очень холодно, и я скрестила руки на груди, плотнее запахнувшись в кардиган.

– Не надо. Давай забудем. Что сказано, то сказано.

– Ты не понимаешь, я так сказал, но имел ввиду совсем не это, а прямо противоположное!

Что-то неприятное болезненно заворочалось в моей груди. Я не хотела знать, что он имеет ввиду. Не хотела, но всё равно спросила:

– О чем ты сейчас? Прямо противоположное… Ты пытаешься меня убедить, что Лукас меня не любил?

– Нет, конечно нет, дело в другом!

– Так объясни мне!

Я уже жалела, что ясная ночь не скрывала наши лица. У Рэна был вид человека, который чертовски жалеет о том, что сболтнул лишнего, но понимает, что назад дороги нет. Однако он все равно попытался.

– Ева. Не принимай всерьез. Я сильно вспылил, ты же знаешь, что мой язык – мой враг. Помнишь, я на похоронах сказал тебе, что знаю, как вы с Лукасом любили друг друга? Я не лгал тогда.

– Но…? Ведь есть но.

Рэн сильно сжал пальцами переносицу, как будто хотел оторвать свой нос, влезший куда не следует. А потом выпалил без пауз.

– Но я никогда не простил Лукаса за то, что он был настолько неосмотрительным и неосторожным, чтобы сделать тебя беременной в восемнадцать лет.

Слова упали между нами камнем и выросли стеной.

– Рэн… Я никогда не думала… Ты никогда не говорил… – ожидая услышать что угодно, но только не это, я терялась и путалась в фразах.