Дэнфорт также предполагает, что люди посещают могилы и участвуют в похоронах, чтобы вновь пережить свое чувство боли, вспомнить умерших и поддерживать с ними связь. Он описывает также, как женщины, пережившие, как он его называет, обыкновенное горе, например смерть пожилых родителей, принимают смерть, что позволяет им передать какую-то толику принятия другим женщинам, переживающим более резкую утрату, например потерю ребенка или молодого мужа. Более интенсивное горе, так сказать, усмиряется реалистичным взглядом на мир большого числа людей. Этот пример хорошо показывает, как эмбодимент порождается общинной жизнью и питает ее.

Горе: норма или болезнь?

Этот греческий пример отражает предыдущую дискуссию о социальной дистанции у скорбящих, а также ставит вопрос «нормальности» применительно к горю. Здесь социологические представления о родственной дистанции неизбежно связаны с психологическими аспектами эмоций. Принимая во внимание взаимосвязь социальных и психологических моментов, обратимся к конкретному аспекту горя, который можно назвать «медицинской моделью». Здесь горе рассматривается скорее как болезнь, а не как изменение социального или религиозного статуса. Для начала рассмотрим идею нормальности, хотя это понятие может показаться странным применительно к утрате, учитывая присутствующее в ней предположение, что в жизни существует какой-то образцовый путь, от которого скорбящие отклоняются и к которому со временем возвращаются.

Во многих отношениях эта точка зрения сравнивает горе с болезнью, подразумевая, что, когда кто-то умирает, родственники в некотором смысле становятся больными. Они «ранены», и заживление этой раны занимает некоторое время. Эта медицинская модель болезни, как ее можно назвать, имеет много уровней значения. В современных обществах смерть часто случается в больнице после периода болезни, требующей госпитализации. Хотя этот факт нечасто обсуждается, он сам по себе может привести к тому, что больница станет ассоциироваться со смертельным исходом и с идеей неизлечимой болезни.

Но вместе с тем смерть часто называют «шоком». Даже после продолжительной болезни родственники нередко говорят, что само событие и его последствия застали их врасплох. Этот элемент неожиданности можно легко анализировать с точки зрения медицины, поскольку во многих западных обществах наиболее драматические изменения настроения чаще интерпретируются с медицинской точки зрения, чем с богословской, социологической или философской.

Популярная фраза, в которой отражена эта же модель, гласит: «время лечит». Чтобы увидеть, насколько популярна эта идея, мы задавали в уже упомянутом опросе в Ноттингемшире вопрос, считают ли респонденты, опираясь на свой опыт, что эта фраза правдива. Для подавляющего большинства, около 79 % респондентов, это действительно так, а для 11 % нет. Для них аспекты их утраты оставались значимыми и в дальнейшей жизни. Около 10 % не дали никаких комментариев по этому вопросу. Интересно, что те, кто не считал, что время лечит, формулировали ответы так же, что и те, кто в основном соглашался с этой популярной мыслью, но уделяли гораздо больше внимания памяти. Многие соглашались, что время лечит, но также подчеркивали значение воспоминаний, которые могут быть или не быть болезненными. Характер воспоминаний определяло согласие или несогласие с тем, что время может лечить. Мужья, потерявшие жен, казались особенно вовлечены в воспоминания, но выяснилось, что в нашей небольшой выборке утрата у всех респондентов произошла в течение предыдущих двух лет.

Следующие цитаты отчасти отражают этот опыт, многими узнаваемый, когда речь заходит о памяти и времени:

«Сейчас это чувствуется не так сильно, но потеря остается с вами».

«Да, время в чем-то лечит, начинаешь видеть все в перспективе, но скучать по умершему не перестаешь».

«Время не лечит, но сейчас боль не так сильна» (через два года после смерти мужа). «Да, но это все еще свежо в моей памяти» (тринадцать лет после смерти сестры).

Пережившая религиозное обращение в христианство из активного атеизма также не согласилась с идеей целительности времени — не потому, что изменения не происходят со временем, а потому, что хотела подчеркнуть веру в то, что «Бог является целителем». На самом деле она «получала ответы на молитвы об исцелении от боли» и теперь чувствовала, что хотя боль утраты ее отца все еще сильна, она находится дальше от респондентки. Женщина живо описала состояние как «родовые боли наоборот».

Другой, более конкретный вопрос — как долго люди возвращаются к нормальной жизни? Большинство (45 %) считали, что это произошло в течение нескольких дней, для 23 % — нескольких недель, для 18 % — месяцев и 15 % — лет. Промежуток времени отражает близость отношений между скорбящим и умершим. Одна женщина сказала, что ей потребовалось сорок лет, чтобы говорить о смерти матери, в то время как для дальнего родства или соседей нет реальной необходимости «возвращаться к нормальной жизни», поскольку обычная непрерывная ткань жизни ни в каком смысле не была изменена. Представленная здесь выборка охватывает разнообразные временные промежутки между мертвыми и скорбящими и подтверждает результаты гораздо более подробного исследования Марка Кляйрена, который на нидерландском материале обнаружил, что адаптация после утраты значительно отличалась у людей с разными родственными отношениями[211].

Кляйрен описывает, как родители продолжают страдать от потери ребенка в течение длительного времени; это особенно верно в отношении матерей. В его выборке около 35 % матерей не показали признаков снижения привязанности к своему умершему ребенку через четырнадцать месяцев после его смерти. Кляйрен также подчеркнул, что отцы часто быстрее оказываются менее задетыми потерей детей, чем матери, и это может быть связано с поддержкой, которую они должны оказывать женам, при этом отцы часто начинают демонстрировать напряжение спустя месяцы. Он также обнаружил, что вдовцы приспосабливаются к утрате гораздо хуже, чем вдовы, а сестры особенно часто страдают от потери родного брата. Кляйрен назвал сестер «забытой группой», когда речь идет о скорби и горе. Взрослые сестры умершего человека гораздо реже получают поддержку и внимание, чем супруги или дети. Это интересно в свете того факта, что наименее проблемной группой в долгосрочной перспективе являются взрослые дети, особенно сыновья, умерших родителей[212]. Маленькие дети, конечно, составляют совершенно другую категорию с разнообразными потребностями[213].