грошика, опираясь на лопату, как на клюку, Альманах двинулся по этой линии, пока она не разделилась на две: одна шла вправо, другая влево.

Право правое, когда слева нет левого.

Наконец-то хоть что-то ясное! Тут возможность свернуть налево оставалась, так что Альманах туда и повернул. И не успел и двух шагов пройти, как на него нахлынула волна дурноты.

Однажды Альманаха вместе с другими приютскими мальчиками возили на море – поездку оплатил богатенький благотворитель, некоторое время пытавшийся ухлёстывать за попечительницей. Джошу и всем остальным понравились и песок, и наступающий на него прилив, а вот Альманаху – ничуть. Раскалённый песок на пляже колол ноги, а когда Альманах попытался поплавать, его стукнуло по голове. Он до сих пор иногда испытывал во сне это вот ощущение полнейшей беспомощности пред лицом непредсказуемой мощи океана. В тот миг он был лишь щепкой во власти силы, которую даже вообразить не мог.

Вот и сейчас он испытывал примерно то же самое. Земля словно бы уехала из-под ног, а потолок над головой заходил ходуном. Утратив всяческую ориентацию в пространстве, он рухнул на одно колено и завалился бы набок, если бы случайно не зацепился взглядом за огонёк свечи и не сумел бы на нём сфокусироваться.

Яркое пятнышко света стало центром всей его вселенной. Альманах глядел на огонёк так пристально, что внезапное головокружение чуть ослабло и он сумел удержаться и не упасть. Приложив руку к виску, он потёр голову. Это что, такая странная мигрень? Или что-то иное – например, что-нибудь магическое? Поэтому он себя так и чувствует?

Альманах знал, что магию можно использовать против людей. Чародеи иногда воевали друг с другом. Знаменитая София Фронезис, например, как-то вырастила деревья в форме букв, чтобы наложить заклятие издалека и заставить двух соперников сражаться за никчёмный гримуар, пока сама она хозяйничает в их несравненно более ценных библиотеках. Чары её были такими могучими, стойкими и способными защищать сами себя, что потомки тех двух соперников по сей день настаивали, что гримуар был настоящим сокровищем.

Вспомнив эту историю, Альманах твёрдо велел себе вернуться к тому, чем ему положено заниматься. Дом. Заклятие. Вот путь вперёд. И он не повернёт назад, какими бы иллюзиями его ни забрасывали. Пол подвала больше не ускользал из-под ног, потолок не кружился, и он прекрасно мог идти дальше по грибной цепочке – куда бы эта цепочка ни вела.

Головокружение ослабело настолько, что Альманах сумел выпрямиться и нашарить взглядом следующую семейку грибов. И ту, что за ней, и следующую. И следующую. Он не пытался разглядеть конец лабиринта. Не оглядывался. Сосредотачивался лишь на том, что находилось непосредственно перед ним.

Так, шаг за шагом, он добрался до следующей развилки – и снова повернул влево.

Медленно, но упорно он продвигался по лабиринту – взад-вперёд по грудам мусора, то чуть вперёд, то куда-то вбок. Даже без всяких заклятий он бы никогда не нашёл тут пути сам по себе. Оставалось только надеяться, что загадка ведёт его куда нужно. Надеяться и двигаться дальше. Влево, влево, всегда влево… пока наконец никакого «влево» не осталось.

Альманах остановился, стараясь восстановить равновесие. Головокружение усиливалось. Он не знал – десять шагов ли остаётся ему пройти или десять миль. Два раза его рвало, в голове звенело, он был близок к обмороку.

Однако теперь грибной лабиринт предоставлял новый выбор – вправо или прямо – наконец-то! Альманах свернул вправо, медленно и с усилием переставляя ноги и опираясь на лопату, как на трость. Ещё раз направо, и ещё, и вот тогда-то… грибы закончились. Просто так закончились, ничем.

Примерно двенадцать долгих вдохов и выдохов Альманах растерянно всматривался в пустое пространство, гадая, что отличает мусор тут от всего остального. Выглядел этот участок совершенно так же, как и везде кругом… вот только поверхность, пожалуй, была чуть более неровной – словно что-то утягивало её внутрь – как водоворот, образующийся на поверхности воды, когда сливаешь ванну. Или это лишь игра его воображения?

– Ну, Олив, – промолвил он, выпрямляясь, насколько мог выпрямиться, не рискуя опрокинуться навзничь, – вот тебе и ничего.

И, покрепче перехватив лопату, принялся рыть.

Глава 23

Этта набросила ручки развёрнутого мешка себе на шею, чтобы толстая ткань свисала спереди, как передник, похлопала рукавицами Сайласа, словно в знак одобрения своего плана, и подняла ногу, собираясь лезть на ворота.

Но вдруг заколебалась. Злость её успела изрядно остыть. Теперь девочка уже не собиралась бежать из поместья и не оглядываться. Нельзя же бросать Альманаха одного в доме, где кишат призраки! А не то совесть будет терзать её до скончания дней.

Нет, она побежит и приведёт подмогу. Ну должен же найтись хоть кто-нибудь, кто сможет хоть что-нибудь сделать! Она вспомнила про стадо овец, которых распугала чуть раньше. Где есть овцы, там и пастухи должны найтись. Вдруг они знают волшебника, который сможет освободить дом от заклятия? И желательно такого, который работает забесплатно, поскольку денег у неё не было.

Она сейчас как Согоро, волшебник из сказки Уго, сказала она себе. Это не бегство. Это спасательная операция. Но сперва надо перебраться через ворота. И хорошо бы до темноты. Вспоминая, как она исцарапалась при предыдущей попытке, она понимала, что и в этот раз легко не будет. Ухватившись покрепче, Этта полезла вверх.

Задача оказалась сложнее, чем она себе представляла. Очень скоро и так уже натруженные ладони вспотели, отчего их стало немилосердно саднить под перчатками, а толстой кожи и мешковины не хватало, чтобы как следует защищать от острых граней декоративных львов. Каждая деталь украшений заканчивалась колющим, режущим или царапающим остриём. Длинные руки и ноги девочки давали ей преимущество, когда надо было дотянуться до очередной зацепки, но подтягиваться оказалось труднее, чем она ожидала, да и все эти дни, проведённые в библиотеке, очень быстро начали сказываться. Знай она заранее, какое испытание её ждёт, хотя бы зарядку изредка делала, что ли.

На середине подъёма она посмотрела вниз и нервно сглотнула, обнаружив, что до земли куда дальше, чем ей казалось. Если свалиться сейчас, непременно что-нибудь себе сломаешь. То-то ужасный конец будет её приключению.

Только вот, напомнила она себе, это никакое не приключение. Это, в буквальном смысле слова, дело жизни и смерти – и для неё самой, и для всех остальных обитателей поместья. Она должна выбраться – а значит, не может позволить себе дрогнуть, свалиться или попасться в руки преследователей. А значит, надо сжать зубы и лезть