– Хм-м-м, – протянул лорд Фелмотт. – Если мятежники возьмут Гелтфорд, то сразу же обратят внимание на нас.

– И пусть, – отрезал сэр Энтони. – Жаль мне их, если попытаются осадить Гризхейз.

– Если король потеряет Гелтфорд, это ослабит его позиции в графстве, – задумчиво ответил лорд Фелмотт.

– Не все ли нам равно? – спросил сэр Энтони. – Мы объявили себя сторонниками короля, но, если оставим наши войска дома, можем отговориться, что ради него же защищаем свои земли. Будем держаться подальше от драки и позволим дурацкой войне исчерпать себя.

– Да, но нам необходимо, чтобы король победил в этой проклятой войне! – парировал лорд Фелмотт. – Если победит парламент, король Карл будет не только ослаблен, но и слишком обеднеет, чтобы отдать все деньги, которые мы ему ссудили. Кроме того, у нас есть власть над королем. Он никогда не сможет преследовать нас за колдовство! Если эти напыщенные пуритане вынюхают правду о наших традициях, то немедленно начнут завывать, обвиняя нас в некромантии. Нельзя допустить, чтобы они получили чересчур много власти. Королю необходимо выиграть эту схватку. И если мы ему не поможем, он поднимет шум. Мы видели войну, в отличие от большей части этого изнеженного, капризного поколения! Нет, король нуждается в нас.

– Не можем ли мы договориться о мире? – предложил сэр Энтони. – Чего добивается парламент?

– Члены парламента твердят, что король должен перестать требовать больше власти для себя.

– Это так?

– Разумеется! – воскликнул лорд Фелмотт. – Они хотят для себя того же. Обе стороны правы. Обе стороны не правы. Но король слишком упрям, чтобы вести переговоры. Он считает себя избранником Божьим, а всякого, кто с этим не согласен, – изменником.

– Ты когда-нибудь видел его? Король Карл – коротышка, и знает это. Его ноги так и не выросли как следует. Отцу следовало приказать заковать их в железные пластины, чтобы вытянуть ноги сына, когда тот был еще ребенком. И возможно, это подействовало бы, но добрая госпожа, ухаживавшая за ним, слышать ничего не желала. Поэтому король вырос, приобретя холодное упрямство, свойственное коротышкам. Он не умеет отступать, поскольку терпеть не может чувствовать себя маленьким.

– Что же нам делать? – осведомился сэр Энтони.

– Послать гонцов. Попросить милости. Пустить в ход угрозы. Найти представителей знатных родов, которые еще колеблются, чью сторону принять, и уговорить их сражаться за дело короля. А пока что… готовь полк. Нельзя позволить мятежникам взять Гелтфорд. Если мы удержим Хангердонский мост, они не смогут переправиться через реку.

Они не знали, что молодая помощница кухарки стоит на четвереньках у ограды. Пальцы онемели от холодной росы, мысли лихорадочно метались, но в голове уже рождались планы.

– Полк выступает, Джеймс, – сообщила она вечером. – Это наш шанс.

С самой Двенадцатой ночи Джеймс выглядел несколько рассеянным и пристыженным, особенно когда сталкивался с Мейкпис. Ей стало очень трудно вызвать его на разговор с глазу на глаз. Однако сегодня Мейкпис удалось затащить его в проход, ведущий к старым задним воротам. Однажды она задалась вопросом, нельзя ли воспользоваться ими для побега, но дорогу преградили запертая дверь и тяжелая навесная решетка. И все же проход был идеальным местом для тайных бесед.

На коленях у Мейкпис была разложена драгоценная самодельная карта, нарисованная на поблекших страницах старых баллад. Здесь были грубо начертанные маршруты, ведущие в Лондон и другие большие города.

– Знаю, – прошептал Джеймс, грызя ноготь большого пальца. – Полк уходит завтра. Ведет его сэр Энтони и берет с собой сына, мастера Роберта. Мастер Саймонд тоже идет – он сам мне сказал.

С праздничной ночи Мейкпис больше не могла думать о Саймонде как раньше. Его заставили наблюдать, как собственный отец становится одержим призраками. А приказ леди Эйприл «освободить» от жизни пустую скорлупу деда? Неужели семья заставила молодого человека задушить старика подушкой? И все же потом он казался таким спокойным! Она не знала, жалеть его или чувствовать отвращение.

Джеймс не хотел об этом говорить, и Мейкпис одолевали подозрения, что Саймонд во всем ему признался. Мысль эта уязвила ее до глубины души, но она попыталась справиться с ревностью.

– Так это идеальное время для побега! – прошептала она в ответ. – Старшие наконец ввяжутся в войну и будут заняты, да и Кроу тоже. Во всех местных деревнях полно солдатских жен, которые собирают вещи, чтобы последовать за мужьями! Подумай, какая начнется суматоха! Неразбериха, толпы марширующих людей, среди которых можно спрятаться, если захотим!

Но тут Мейкпис глянула на брата и увидела то, что следовало бы заметить с самого начала. Он боится в чем-то признаться и все же умирает от желания поделиться с ней. Джеймс так и бурлил, пытаясь подавить эмоции.

– В чем дело? – спросила она, охваченная дурными предчувствиями. – Что ты натворил?

– Попросился идти с полком – прислуживать мастеру Саймонду. Мне отказали… но я вступил в ополчение, которое будет охранять Гризхейз и деревни. Не смотри на меня так! Это хорошие новости! Шанс!

– Шанс для тебя? Вероятно. Прекрасный шанс подставить голову под пушечное ядро!

– Да я, возможно, вообще не увижу сражения! И обещаю быть ходячей осторожностью!

– В тебе слишком много самодовольства и адского пламени, хотя ты еще зеленый, как ива! Остальные солдаты будут давать тебе самые опасные задания и облапошат в кости!

– Да, матушка, – кивнул Джеймс с шутливой серьезностью. Лицо искривила уродливая, но все же очаровательная улыбка. Обычно старое прозвище смягчало Мейкпис, но сегодня застряло в глотке. Ее явно пытались рассмешить. – Послушай, Мейкпис! Если начнется бой, я смогу показать себя, и Фелмоттам придется меня признать. Как только я приобрету некоторую власть в семье, то сумею лучше тебя защитить.

Мейкпис потрясенно уставилась на него.

– Власть в семье? – повторила она. – Мы же решили покинуть эту семью! Решили, что ничего от них не хотим и сбежим, как только подвернется случай. Или наши планы изменились?

Джеймс опустил глаза, и она поняла, что планы действительно изменились. До нее вдруг дошло, что они менялись постепенно и началось это еще до Двенадцатой ночи.

Она ощутила, как брат ускользает от нее и данных обещаний. Его таланты признаны в Гризхейзе. А вдруг он не усвоил всего, что необходимо для их побега? И прежде чем они совершат этот последний акт неповиновения и неблагодарности, не стоит ли взять от семьи сколько возможно? Вот так постепенно эти идеи уступили место другой мысли: «Если я смогу обрести силу в Гризхейзе, стоит ли вообще бежать?»

– Мы больше не дети, – напомнил Джеймс, словно обороняясь. – Теперь я мужчина. И имею обязательства… перед семьей… Перед королем.

– Но побег из этого места – вовсе не детская игра, – парировала Мейкпис, чувствуя, как горят щеки.