Гестапо специальным самолетом привезло в Бад-Годесберг доктора Альбрехта Хаусхофера, где его подвергли допросу и обязали написать полный отчет о «типе и круге своих английских знакомых, которые симпатизируют фюреру». Гитлеру уже подробно описали всех миротворцев, которых назвал Альбрехт Хаусхофер, но для того, чтобы поддержать миф о том, что фюрер о них ничего не знал, нужно было получить от Альбрехта такую бумагу. Доктора Альбрехта Хаусхофера продержали в Бад-Годесберге три месяца, а потом потихоньку отпустили домой, и он снова занялся своей карьерой.

Немецкому народу объявили, что Гесс – предатель. Его имя было убрано с названий больниц, институтов и улиц. Все это делалось при большом стечении народа. Его исключили из партии, а имя вычеркнули из всех ее документов. Гитлер хотел показать всем, что он презирает человека и друга, предавшего его.

Все последующие годы он продолжал демонстрировать свою неприязнь к Гессу. Насколько нам известно, лишь однажды он сбросил маску возмущенного предательством фюрера и продемонстрировал свое истинное отношение к Гессу, который был его лучшим другом и верным помощником еще с той поры, когда они оба нищими молодыми людьми сидели вместе в тюрьме и участвовали в политической борьбе, и до того дня, как Гесс улетел в Шотландию.

Гитлер показал свое истинное отношение в присутствии фрау Эльзы Брукман. Ее муж, Гуго Брукман, был мюнхенским издателем, помогавшим Гитлеру словом и делом, когда тот только начинал свою карьеру политика. Фрау Брукман, до своего замужества румынская княгиня, была умной и проницательной женщиной. Она подружилась с Гитлером в ту пору, когда у него за душой не было ни гроша. Она испытывала к нему материнские чувства, которых не изменил даже его стремительный взлет к славе и власти. Для Эльзы он по-прежнему оставался юным идеалистом Адольфом, которого она когда-то знала. Власть, которой он теперь обладал, не производила на нее никакого впечатления, и она всегда говорила с ним прямо, не испытывая, как все окружающие, священного трепета.

Гуго Брукман умер, и Гитлер вскоре после похорон позвонил Эльзе, чтобы выразить свои соболезнования. Эльза в то время делала эскиз надгробного камня на могилу мужа, и Гитлер попытался ее успокоить:

– У нас у всех есть дорогие могилы, и мы чувствуем себя все более одинокими, но нам надо преодолеть это чувство и продолжать жить, моя дорогая. Я тоже лишился двух самых дорогих мне людей, к которым я был искренне привязан. Доктор Тодт умер[3], а Гесс улетел!

Но Эльза Брукман ответила Гитлеру с сарказмом:

– Это ты говоришь мне сейчас. Но что пишет твоя официальная пресса? Каждый год мы все приезжаем в Байройт, и церемония глубоко трогает нас, но кто понимает ее истинное значение? Когда в наше несчастное время появляется наконец человек, который, подобно валькирии, выполняет приказ Вотана и пытается героически осуществить твое самое сокровенное желание, принеся себя в жертву, – что он получает взамен? Его объявляют сумасшедшим!

Эльза Брукман выражалась иносказательно, используя образ валькирии из оперы Вагнера, чтобы Гитлер лучше понял ее. Фюрер и вправду все прекрасно понял и после долгой, грустной паузы тихо произнес:

– Разве вам недостаточно того, что я сказал вам – одной вам – о том, что я действительно чувствую? Разве этого недостаточно вам, Эльза?

Скрытое сожаление Гитлера о том, что Гесс улетел, не идет ни в какое сравнение с горем Ильзе Гесс. Как только ее мужа публично объявили сумасшедшим, Мартин Борман нанес свой удар. Его первым официальным приказом стал приказ фрау Ильзе явиться на квартиру мужа в Берлине, расположенную на третьем этаже на Вильгельмштрассе, 64. Здесь, под пристальным взглядом партийного чиновника, она переписала всю мебель и вещи, находившиеся в ней, указав, что принадлежало им, а что – государству. Гессы останавливались в этой квартире, только приезжая в столицу по служебной надобности, и почти все вещи, вплоть до ножей и вилок, были казенными. Но ковры покупал Рудольф, и Ильзе Гесс отметила их в своем списке. Мартин Борман великодушно разрешил ей забрать ковры. Он также с сардонической усмешкой добавил, что она может по дешевке приобрести мебель из спальни, на память о своем сбежавшем муже.

Мартин Борман всячески старался унизить фрау Гесс, и бедная женщина, и так не находившая себе места из-за беспокойства о муже, почувствовала, что мир от нее отвернулся. Одна только Ева Браун, любовница Гитлера, оказалась верным другом и написала ей полное сочувствия письмо: «Вы и ваш муж нравились мне больше всех. Пожалуйста, напишите мне, если ваша жизнь станет совсем невыносимой, и я смогу поговорить с фюрером так, чтобы об этом не узнал Борман».

Ильзе Гесс нашла еще одного преданного друга в ушедшем на пенсию банкире. Он с негодованием заявил, что Мартин Борман не имел права продавать дом Гессов на Хартхаузерштрассе, не сообщив об этом Гитлеру и не получив его разрешения. Ева Браун и банкир рассказали Гитлеру об издевательствах Бормана над фрау Ильзе, и фюрер запретил трогать, перемещать имущество фрау Гесс и ее мужа и вообще вмешиваться в дела, касающиеся их собственности. Более того, Ильзе Гесс была назначена пенсия, равная по размеру пенсии жены министра, ставшего военнопленным.

Доктор Хансен, явившийся к фрау Гесс сразу же после того, как стало известно о полете ее мужа в Шотландию, снова приехал к ней. От его прежней грубости не осталось и следа. Он был дружелюбен и улыбчив.

– Все изменилось, – заявил он. – Мы получили другой приказ. Все было решено на высочайшем уровне.

– И что же изменилось? – спросила фрау Гесс.

– Фюрер строго-настрого запретил конфисковывать или увозить имущество Рудольфа Гесса, а вас ни в коем случае нельзя беспокоить.

Несмотря на хорошую пенсию, фрау Ильзе решила, что дом, в котором она осталась одна с сыном, слишком велик для них. Она закрыла его и переехала в квартиру, где прежде жил шофер Гесса. Библиотеку мужа, которой он очень дорожил, она отослала в Хинделанг, где они арендовали небольшое деревянное шале в горах, в сотне миль от Мюнхена.

Когда Ильзе Гесс укладывала свои вещи перед переездом в квартиру, произошел странный случай. Вольф Рюдигер, как и все дети, собирал свои игрушки и пожаловался, что пропал его игрушечный танк. Танк нашли и увидели, что к нему прикреплен ключ. Это был ключ от личного сейфа Гесса, без которого этот сейф нельзя было открыть. Внутри его Ильзе Гесс обнаружила адресованное ей письмо от мужа, в котором он объяснял, зачем он полетел в Шотландию. В том же конверте лежала и копия его послания Гитлеру. В конце этого письма говорилось, что, если миссия Гесса потерпит крах, фюрер сможет избежать нападки прессы, только если объявит Гесса сумасшедшим.

Фрау Гесс поняла, что муж специально спрятал игрушку, зная, что ее все равно найдут, а вместе с ней и ключ от сейфа. Таким образом он сумел сообщить жене, что, если его полет потерпит провал, она не должна верить в его сумасшествие, о котором объявит Гитлер. К сожалению, оба этих письма вместе с вещами фрау Гесс погибли во время бомбежки и последовавшего за ней пожара в последний год войны.